Прошедшие войны. II том. Канта Хамзатович Ибрагимов

ютился комитет комсомола.

      Было жарко, душно. Кругом лежала пыль, грязь. Около исполкома на привязи стояло несколько унылых, облепленных мухами лошадей. Чуть в стороне, в тени ореха и тутовника, виднелось несколько бричек местного начальства, на самом почетном месте стоял черный блестящий автомобиль. Людей практически не было – все попрятались от зноя.

      Цанка медленно подошел к зданию милиции, вытер рукавом пот с лица, огляделся. Кто бы знал, как тряслись его коленки, как он боялся и переживал! Познал Цанка, на своей шкуре испытал всю коварность и бесчеловечность этих органов.

      У дверей дежурный милиционер безразлично выслушал его, впустил внутрь. Он поднялся на второй этаж, остановился у девятого кабинета перевести дух, тихо постучал, дернул дверь. За большим деревянным столом, заваленным в беспорядке бумагами и окурками, сидел лысоватый плотный русский мужчина в форме. Он мельком, вопросительно глянул на посетителя. Цанка достал из внутреннего кармана влажную от пота, свернутую бумагу, буквально на цыпочках подошел к столу, положил осторожно на край.

      Милиционер небрежно взял листок, брезгливо сморщился.

      – Что это такое? – гаркнул он. – Как обращаетесь с документом, ты бы ее еще в одно место засунул…

      Цанка молчал, боялся сказать лишнее слово.

      Начальник развернул бумагу, долго читал.

      – Значит, Арачаев, явился? Почему не вовремя?

      – Как не вовремя? – едва запротестовал Цанка.

      – Сегодня четвертый день, – не глядя, бросил милиционер.

      – Третий.

      – Мы все знаем, даже больше, чем ты думаешь, – при этом он встал, подошел к большому металлическому ящику, долго возился, наконец достал толстую папку, сел на место, выпил из граненого стакана остаток остывшего чая, закурил, несколько раз глубоко затянулся, листая желтые листки в деле. – Так, значит, вы на Колыме были, – перешел неожиданно на «вы» начальник, мотнул в удивлении несколько раз головой. – Да-а-а, оттуда вы пока единственный вернулись.

      Затем он, не оборачиваясь, несколько раз стукнул кулаком по стене, крикнул:

      – Хава, Хава.

      В мгновение в дверях показалась маленькая, смуглая, как весенняя грязь, с выпученным вперед кошачьим лицом девушка. Она не посмотрела в сторону Арачаева, даже не поздоровалась, не кивнула головой, а прямиком на своих коротких кривых ногах твердой, быстрой походкой подошла к столу начальника.

      – На, заполни карту, – повелительно сказал милиционер.

      Хава села с края стола, стала что-то листать, потом достала чернильницу, долго чистила перо, затем каллиграфическим почерком выводила какие-то слова на карточке из плотной желтой бумаги.

      Цанка незаметно, как бы переступая с ноги на ногу, сделал шаг вперед, наклонился, напряг зрение, с трудом прочитал:

      «Арачаев Цанка Алдумович, 1905 г.р.

      Осужден в 1930 г. за участие в антисоветском заговоре.

      Осужден в 1935 г. за саботаж, вредительство и антисоветскую агитацию.

      Религиозен,