В гости через форточку. Артур Кухта

он закончить, как с левой грани холста выглянула знакомая белая головка.

      Ваня закрыл глаза, выплюнул травинку. Через прищур он видел, как на холсте появляется одна, затем другая тонкая ножка, как Рита в голубом платьице тихо к нему крадется.

      Добрые люди не умеют притворяться спящими. Стоит им закрыть глаза, так у них сразу губки дрожат и щёчки прыгают. Им это тяжело. Ваня стиснул зубы и чтобы не засмеяться, решил вспомнить что-нибудь плохое… но нет ничего! И ему пришлось лежать с глупой улыбкой.

      Шорох, тень над лицом, лёгонькое дыхание, и прохладный поцелуй. В волосы ему забрались тонкие пальчики. Ваня, не открывая глаз, повалил девушку на сено.

      У молодых людей была та пора в жизни, когда сердце бушует, когда любовь, когда сено совсем не колется и на нём хоть до утра. Поэтому Ваня и видел все краски жизни. Поэтому он и спросил:

      – А ты не думала, Рит, зачем человек самоубийством кончает?

      Рита не очень поняла.

      – Что тут думать: от горя…

      – А от радости бывает?

      – Ну нет же… Зачем от радости?

      – А может ему до того хорошо, что хочет остановить свою радость, сфотографировать. На белой полосе закончить. Он в этом восторге обмотает шею веревкой и…

      – Дурак! – она стукнула его ладошкой по губам. – Ты придёшь к нам завтра?

      Ваня улыбнулся, подумал хорошенько и начал:

      – Вот не знаю, надо…

      Рита остановила его поцелуем и забралась сверху. Ей совсем не интересно было, что там надо. Рита жадно целовала крепкую шею, плечи и грудь, а Ваня всё убеждал, что:

      – Землю бы…

      Девушка скинула платье и осталась совсем без ничего; Ваня сглотнул.

      – Завтра про землю, – шепнула она. – Завтра.

      ***

      Пелагея Федоровна (мать Вани) считала, что долгий сон слишком вреден для молодых людей. Если Ваня не вылезал из кровати до обеда, она принималась греметь над ухом, шипеть сковородой, включать телевизор громче обычного и кричать в окно собакам и кошкам «добрый день!»

      Сегодня же, герой наш открыл глаза и увидел, что мать притаилась в уголке, тихонько пьёт чай, смотрит в журнал и даже страницу боится перевернуть, чтобы не разбудить. Часы показывали два.

      – Как блинов-то хочется! – зевнул Ваня. – Да с вареньем бы!..

      Мать всегда готовила блины в пятницу, иначе бы он не сказал.

      – Ты опять всю ночь в сарае проторчал? На охоту чтоль ходишь?

      Ваня вспомнил, как пришёл вчера к соседям, снял майку, взял лопату… Вспомнил Риту в окне: ручки сложила, сверкает глазами, а потом как выйдет с кружкой воды, скажет: «отдохни минут пять». Заманит в баню, чтоб не видела мать. Усадит на скамейку, а сама на колени пристроится. «Ты пей» – говорит, и не даёт пить: обнимает, царапает, дышит тяжело под ухо и никак отпускать не хочет.

      «Днём она какая, – вспоминал он. – А ночью и подумать страшно…»

      – Ванюш, – перебила мать. – Я краску купила. Ты забор нам покрасишь?

      – Покрашу,