Сущность зла. Лука Д'Андреа

хоккейную команду, фотографа из Гамбурга, двоих разных торговцев подержанными автомобилями из Баварии и бесконечное количество Шальтцманнов – Зальтцманнов и иже с ними. А что бойня на Блеттербахе? Абсолютный вакуум. Это не лишило меня присутствия духа, наоборот, еще больше возбудило во мне интерес. Любопытство зарождается при виде белых пятен на карте.

      Вернер снова налил себе граппы.

      – Что ты еще услышал? – сухо осведомился он.

      – То, что так никого и не арестовали.

      – Точно. Никого.

      Я закурил, протянул пачку Вернеру. Тот отказался каким-то рассеянным жестом.

      – Двадцать восьмого апреля восемьдесят пятого года. Как говорят по телевизору, я там был.

      – Ты там был?

      Я был не в силах скрыть радостное возбуждение. Я предполагал, что Вернер мог быть надежным источником информации, но и вообразить не мог, чтобы он оказался очевидцем.

      Вернер поймал мой взгляд и на несколько секунд буквально пригвоздил меня к месту.

      Он поставил стопку на стол. Радость пропала в мгновение ока.

      – Джереми, я никогда не вмешивался в дела моей дочери. Герта говорила, что нужно позволить детям вылететь из гнезда, а я всегда с ней соглашался. Так что мне не очень нравится то, что я сейчас тебе скажу, но я это сделаю ради тебя…

      Пауза.

      – …и ради Клары.

      Я поднял руку, прервав его.

      – Я не собираюсь снимать документальный фильм, Вернер, – заверил я. – Ведь я дал слово. Не хочу, чтобы мой брак разлетелся на куски из-за моих… скажем так, амбиций.

      – Это было бы глупо, Джереми. Пренебречь браком, разрушить крепкую семью, такую, как у тебя, – самый настоящий идиотизм.

      – Аминь.

      – Дай-ка мне сигарету.

      Он прикурил, как обычно, чиркнув спичкой о ноготь большого пальца.

      – Значит, просто хочешь услышать старую историю?

      – Вернер…

      Слова срывались с губ, исходя из сердечных глубин, как на духу. Может быть, именно мой искренний порыв и погубил наши души.

      – Мне бы очень хотелось выслушать эту историю. Но я вовсе не собираюсь снимать по ней документальный фильм. Я слишком… устал. И все-таки мне нужно с чем-нибудь играть. Это как для тебя горы. Сколько времени ты уже не совершал настоящего восхождения?

      – Лет двадцать, а то и больше.

      – Но продолжаешь совершать вылазки, правда?

      – Если это ты называешь вылазками, – с горечью подтвердил Вернер, – то да, совершаю. Но на самом деле это прогулки для туристов, страдающих от артрита.

      – Так вот, эта история в умственном плане – то же самое, что твои прогулки. Мне нужна какая-то мысль, чтобы развлечься, развеяться. Нужна, чтобы выйти из… из этого состояния.

      На лице Вернера – беспокойство, тревога.

      – Ты хочешь сказать, что тебе опять плохо?

      – Нет, – успокоил его я, – ничего подобного. Аннелизе и Клара действуют фантастически, лучше любых лекарств. Мне больше не снятся кошмары, – тут я поправился, уловив смущение на лице Вернера, –