Морган ускользает. Энн Тайлер

предложила Эмили. – Он в сумочке. В нем есть ножницы.

      – Замечательно, – сказал доктор и покачался, лучезарно улыбаясь ей, на каблуках. Зубы за его всклокоченной бородой казались очень большими и желтыми.

      Сирена приближалась. Показался вилявший среди машин вращающийся красный фонарь, и вот уже рядом с машиной доктора визгливо затормозила «скорая». Из нее выскочили двое мужчин в белом.

      – Где она? – спросил один.

      – Мы здесь, – отозвался доктор.

      Мужчины распахнули задние дверцы «скорой», со стуком опустили на асфальт носилки – вернее, койку на колесах, слишком узкую и длинную, совсем как гроб, с переизбытком хромированных частей. Эмили попыталась сесть. Младенец замолк, не докончив вопля, словно от изумления.

      – Обязательно ехать? – еще раз спросила у доктора Эмили. И пока санитары помогали ей выбраться из машины и укладывали (вместе с газетами) на носилки, она все смотрела на доктора, словно ожидая спасения. – Доктор? Я не переношу больниц. Мне обязательно ехать?

      – Конечно, – заверил ее доктор. Он наклонился за сумочкой, положил ее на носилки.

      – Леон тоже поедет?

      – Непременно.

      – А вы?

      – Я? О.

      – Вам лучше поехать, док, – сказал водитель «скорой», разворачивая над Эмили простыню.

      – Ну, если хотите, – согласился доктор.

      Он закрыл дверцу своей машины и пошел вслед за носилками к «скорой». Внутри обнаружились еще одни, пустые, стоявшие вдоль тех, на которых лежала Эмили. Доктор с Леоном осторожно присели на них с краешку, растопырив колени.

      – Весьма элегантно, – сказал Леону доктор. Надо полагать, он имел в виду обустроенность «скорой»: толстый ковер на полу, поблескивающие емкости, какие-то приборы.

      Санитары захлопнули дверцы, и внезапно наступила чудесная тишина. Шум улицы стих, за тонированными окнами люди перемещались по тротуару, как обитатели океанского дна, беззвучно и медленно. «Скорая» тронулась. Мимо проплыли кафе и ломбард. Даже сирена звучала теперь приглушенно, точно старомодный радиоприемник.

      – Как вы себя чувствуете? – спросил у Эмили доктор.

      – Хорошо, – ответила та. Она лежала неподвижно, косы ее растрепались, спутались. Ребенок строго смотрел в потолок.

      – Мы вам так благодарны, – сказал доктору Леон.

      – Да пустяки, – ответил доктор, и уголки его рта опустились, как у недовольного чем-то человека.

      – Если бы Эмили не была так против больниц, мы бы, наверное, подготовились заранее. Однако ребенок должен был родиться только через пару недель. Вот мы и откладывали.

      – К тому же вы, насколько я понимаю, постоянно в разъездах, – сказал доктор.

      – Нет-нет…

      – Но ваш образ жизни! Вряд ли вам удается планировать что-то на долгий срок.

      – Вы заблуждаетесь на наш счет, – сказала Эмили. Под свежей простыней, скрывавшей газеты и мокрую юбку, она выглядела как невинная девушка – чистая, неприступная, с обращенным вовнутрь взором. – Вы считаете нас какими-то бродягами, но