Малороссийская проза (сборник). Григорий Квитка-Основьяненко

это ем, – говорит, – моченые яблоки, да поперхнулась было. А ты чего так задыхалась?

      – Да затанцевалась себе на беду! – говорит Олена. – Как попал мне вон тот боярин, так все вертел, вертел, поворачивал меня, поворачивал. А тут еще на беду музыка не перестает, так не только что ноги, да и руки болят, и голова кружится. Да уж и танцюра! У нас такого во всей слободе нет. Я говорила своим хлопцам, чтоб приводили его к нам на улицу.

      Вот Маруся немного и обрадовалась, что, может, Олена знает того парубка, что ей так в душу запал, потому что и она на свой пай думала, что уже лучше ее парубка нет на свете и что это она его так выхваляет. Вот и давай про него выведывать:

      – А какой же боярин, не старший ли?

      – И, уж старший! – забормотала Олена. – Сидит себе, понурившись, да ни на кого и не смотрит и ни одной девки не затрогает. Пускай-ка сядут за стол; уж не я буду, чтоб не запела ему:

      Старший боярин, как болван,

      Вытаращил очи, как баран.

      Обручами голова обита,

      Мочалою свита сшита,

      Лыком[96] подперезался

      И в бояре прибрался, —

      вот как ему запою. Пусть знает и наших девчат. Он, может, думает, что деревенские не умеют танцевать? Ну, ну! Еще его батьку научим!

      – А может, он не умеет? – спросила Маруся, а сама закрывалась рукою, чтоб не видела Олена, как она при этом стыдится.

      – Кто? Василь не умеет? – даже вскрикнула Олена.

      – Да я и не знаю, Василь ли он, или кто он, и умеет ли танцевать или не умеет, я не знаю… Да и его совсем не знаю.

      Сказавши это, Маруся спохватилась, чтоб не замолчала Олена про него рассказывать; а ей крепко хотелось знать, кто он и откуда. И только что хотела расспрашивать, как тут Олена опять со своим боярином; опять начала жаловаться, как он ей руки повыворачивал, как ее утомил, и се и то, и долго все про него говорила.

      Долго слушала Маруся и не знала, как остановить Олену, а та радехонька была, хотя бы до вечера молоть про своего боярина. Далее, будто не расслушала, про кого она рассказывает, да и говорит:

      – Запой же ему славно, да славно!

      – Да это не ему, разве ты не слышишь? – крикнула на неё Олена. – Это я Василю хочу запеть.

      – Да что там за Василь тебе так дался? – говорит Маруся. – Вот не видала твоего Василя. И откуда он тут взялся и из какой слободы забрел сюда?

      Это у девок уже такая натура, что которая какого парубка полюбит, то нарочно станет его осуждать, чтоб другие хвалили.

      – Да, думаю, что из слободы. Он из города, он свитник, шьет свиты, когда слышала. Да что и завзятой[97]! Уж где появится, то все девки около него. И танцевать, и резвиться; уж не взял его бес. Да и красив же! Видишь, как выхиляется! Спина так и гнется, точно как молодой ясень; а лицом, как намалеванный; глаза, как звездочки, кудри так и болтаются, видишь, по-купечески…

      – Верно ты его любишь, так затем и хвалишь, – едва проговорила Маруся, закрываясь рукавом. А сама, как на огне горела от Олениных рассказов.

      – Так что ж что люблю!

96

Лыко – подкорье молодой липы, делится на мочала, используется для подпояски. (Прим. Л. Г. Фризмана)

97

Завзятой – увлеченный чем-либо. (Прим. Л. Г. Фризмана)