Александр Цыбулевский. Поэтика доподлинности. Павел Нерлер

(«Дом под чинарами – 1975») он, как бы обращаясь к себе, писал:

      Ущерб еще и в том, что вы пренебрегаете условной природой искусства. Искусство условно, условно – не забывайте об этом. Вы слишком доверяете впечатлению, производимому первой реальностью, – она поэтому иногда не превращается во вторую, которая становится уже фактом искусства. Понятно я говорю? // –… // – Скажем, – шарманка. Но, может статься, для второй реальности нужно будет сказать, что это скрипка».

      Цыбулевский сознавал преодолимость своей поэтики доподлинности и, возможно, хотел бы относиться к ней как к этапу. В следующей за «Ущербом» прозе «Лекция» он выражается гораздо категоричнее:

      …И, второе, вот что еще нужно. Я думал, нужна доподлинность, не подлинность даже, а именно доподлинность. И ошибался… Что же нужно? Нужна достоверность. // Пример достоверности из Ахматовой:

      Муза ушла по дороге

      Та-та-та-та крутой,

      И были смуглые ноги

      Обрызганы крупной росой.

      «Муза ушла по дороге» – вы скажете – это достоверность фантастическая. Не знаю, знаю лишь, что достоверно и с большей достоверностью не слышал ни о чем…

      Что ж, эти мысли, их ход и поступь с убедительностью свидетельствуют об эстетическом росте и нераскрывшихся возможностях Александра Цыбулевского: поэт шел к себе, дорастая до себя, грозился перерасти.

      От доподлинности к достоверности – вот намеченный, осознанный, но не пройденный им путь…

      Лицо поэта

      Но как бы то ни было, и из стихов, и из прозы на нас смотрит умное, слегка насмешливое лицо – лицо поэта, так рано ушедшего.

      Лицо поэта, воспринявшего и несшего многие высокие традиции прекрасной русской поэзии, примешивая к ним краски из грузинской поэтической палитры.

      Лицо поэта, почти неизвестного широкой читательской публике, но, полагаем, родного и нужного ей:

      Карниз, кивок, каприз, балкон –

      Все это далеко, в Тбилиси,

      Где средь скамей на самой выси

      Скамейки не находит он.

      Что ж, улетай, взмахнув плащом.

      Лети, но нет и нет прощенья…

      Пусть трижды перевоплощен

      Ты чудом перевоплощенья –

      Все та же быль во всем видна,

      Нет лишь слезы –  чужой, горючей:

      Машина времени горючим

      На весь отрезок снабжена…

       Замри, хранительный инстинкт,

       Изведай прибыльную убыль.

       Возвышенно поет тростник

       И шепчут шепчущие губы:

       Самим собой не будь, не будь,

       Сверни житейские хоругви –

       Рассеянным и близоруким

       Переходи трамвайный путь.

Павел Нерлер

      Критическая проза

      Высокие уроки. Поэмы Важа Пшавела в переводах русских поэтов

      Введение

      Великий грузинский поэт Важа Пшавела уже стал тем явлением мировой поэзии, без которого она немыслима. Имя его