Счастья не бывает много. Георгий Александрович КАЮРОВ

то не спешил шевелиться. Всё осмотрел и, оставшись, видимо, доволен, приподнялся, сначала опершись на локоть и затем на вытянутую руку. Потом долго смотрел на чужеземца и махнул рукой, приглашая к столу. Константин нарочно отвернулся, следя краем глаза за стариком. Ниязи махнул ещё раз, но Константин притворился как будто не видит. Тогда тот громко кашлянул:

      – Кхе!

      Константин продолжал сидеть неподвижно, для пущего самообладания положив голову на сложенные руки. Тогда из мазанки крикнули, прекрасным юным голосом:

      – Чужеземец! Ступай кушать плов, – голос прервался так же неожиданно, как и появился.

      Константин успел заметить мелькнувший в дверном проёме тёмный силуэт. Также заметил, как сверкнули глаза Ниязи, и в душе позлорадствовал: «Вот старпёр! Завёл себе молодых жён и развалился…» Константин поднялся одним прыжком. Цепи, оказалось, хватало, чтобы ходить по всему двору, но не доставало её до жилища.

      – Руки где помыть? – протянул он руки старику Ниязи.

      Старик, принявшийся уже за еду, бросил короткий взгляд в сторону мазанки и продолжил есть. Тут же, как по команде, одна из женщин вынесла медный таз с тёплой водой. «Худенькая. Ручки, как игрушечные, – рассматривал Константин женщину. – Постой! Эта не одна из тех троих. Пальчики просвечиваются. Ёлки… Так она совсем ещё ребёнок! – изумился Константин. – Наверное, дочка», – придумал он сам себе успокоение. Вешая ей на плечо полотенце, Константин не удержался и спросил:

      – Ты дочка Ниязи?

      Девочка хихикнула в ответ, схватила таз и убежала. Прямо с порога она принялась что-то восторженно тараторить на своём языке. Из мазанки ей ответил недовольный басок одной из женщин, но ещё некоторое время раздавался девочкин звонкий говорок. Ей не ответили. По крайней мере, Константин не услышал других голосов. Зато старик зло уставился в сторону мазанки, и, когда голос утих, опять уткнулся в еду.

      Ели молча. Плов лоснился жиром. Скрюченные пальцы Ниязи ловко собирали рассыпчатые рисинки в кучку и, слегка придавив, отправляли в рот. Как ест плов старик Ниязи, можно было любоваться. С непривычки у Константина не получалось есть руками. Он навыбивал на горке плова дырок. Жутко нервничал, облизывал пальцы, чтобы избавиться от жира, который растекался по всей руке, и поглядывал на старика. Но Ниязи не обращал внимания на художества чужеземца. Собрав очередную кучку, отправлял в рот. Жир стекал по ладони, по руке, за рукав нательной рубахи. Когда же рука опускалась за очередной порцией, то жир, стремительно возвращаясь, по мизинцу скатывался до самого плова, вот-вот вернётся в плов, но старик к этому времени успевал сгрести новую кучку и поднимал её, чтобы отправить в рот. Обновлённый жир опять устремлялся за рукав. И так раз за разом.

      Каждый ел со своего края блюда. Константин мучался, но улыбка не сходила с его лица до конца ужина. Ниязи же ел без эмоций и методично, спокойно, не обращая внимания на весёлое настроение работника. Он только один раз запнулся,