Коридор Леонардо. Роман. Ильгар Сафат

пожимает плечами. Клоунесса в шоке: стоит, разинув рот. Коломбина, похоже, что-то припоминает.

      – Не может быть, значит все-таки Тахидуль Хок!, – обращается она к подруге: – Это студент из Буркина-Фасо, помнишь, я тебе рассказывала! Но, ведь, это же было всего пару раз, не больше, ну раза четыре, максимум – пять…

      – Похоже, в семействе клоунов назревает скандал?!, – Крючков откровенно злорадствует.

      Наконец туалет освобождается: из него выходит лысенький человечек с портретом Че Гевары на плече.

      – Ты ведь уступишь старичку?, – елейно спрашивает Аркадия Крючков, еще раз гладит его по голове: – Мне терпеть нельзя – возраст…

      И не дожидаясь ответа, Крючков быстро шмыгает в сортир.

      – Все, Рыжий меня убьет!, – причитает Коломбина: – Это он только на арене такой смешной. А по жизни – тот еще «клоун».

      – Еще не вечер, подруга, подруга, еще не вечер!, – не сдается Воздушная Гимнастка, пытаясь своей уверенностью заразить подругу: – У Крючкова чудеса, сама знаешь, через раз получаются, сама знаешь, так что – шанс еще есть, – не горюй!

      – Нет, это Тахидуль, точно! Я совсем про него забыла, про этого Тахидуля! Вылетел он у меня из головы, понимаешь? «Шоколадный заяц» этот, «сладкий на все сто»!

      Коломбина что-то подсчитывает по пальцам:

      – Точно. Все совпадает. Мы как раз с Рыжим тогда разругались, помнишь? Когда он в запой на два месяца ушел! Ну, вот!!

      Глаза Коломбины увлажняются. Она вот-вот разревется.

      – Послушай, пацан, ты ничего там не попутал? С окраской!, – в голосе у Воздушной Гимнастки появляются нотки неуверенности.

      Аркадий отрицательно качает головой. Возвращается фокусник. Крючков выходит из сортира заметно повеселевшим, и даже как будто помолодевшим. Появляется он с репликой коверного:

      – Оп ля, а вот и я! Эх, счастье стариковское: «кефир-чик, да теплый сортир-чик», вот и вся в жизни радость осталась. Эх!!

      Коломбина плачет на плече у подруги. Аркадий виновато шмыгает носом.

      – Ну, хватит, девчонки, слезы лить по мелочам! Ну, «черный», подумаешь, эка невидаль, мало мы что ли черных на Руси у нас вы-да-ви-ли. Тьфу ты, черт, ви-ды-ва-ли. Пошли-ка лучше ко мне – у меня бутылка шампанского заначена!

      Крючков обнимает Коломбину за плечо, второй рукой обхватывает за талию Воздушную Гимнастку. Циркачки – в слезах – повисают у фокусника на седой груди.

      Внезапно Крючков поворачиваясь к Аркадию:

      – Спокойной ночи, мой маленький друг! Что-то мне подсказывает, что мы с тобой еще встретимся! Вот, попомни мои слова!

      – Спокойной ночи. Дядя, а кто это был тогда, в коробочке?, – Аркадий озадачен всем случившимся.

      – В какой «коробочке»? Ах, «в коробочке»… Тебе показалось… —

      Хитро подмигнув Аркадию, Крючков выводит циркачек из тамбура.

      За ними с грохотом захлопывается дверь.

      Аркадий остается один. Заходит, наконец, в туалет.

      На раковине он видит портняжные ножницы, забытые, по всей видимости, Крючковым. А рядом с ними – перья