Бруклин. Колм Тойбин

всего-то и имеют, что несколько ярдов прилавка, за которым они как пришитые сидят, карауля покупателей. Не понимаю, почему они мнят о себе столько.

      Хотя мисс Келли и платила Эйлиш за воскресную работу лишь семь шиллингов и шесть пенсов, она нередко присылала за ней Мэри – то пожелав сходить, не закрывая магазин, в парикмахерскую, то для того, чтобы Эйлиш сняла с полок все консервные банки, отерла с них пыль и вернула на место. Каждый раз мисс Келли выдавала ей по два шиллинга, но задерживала на несколько часов, при всяком удобном случае жалуясь на Мэри. А когда Эйлиш уходила, мисс Келли непременно всучала ей – для матери – буханку хлеба, всегда зачерствелого.

      – Она, верно, нищими нас считает, – как-то сказала мать. – Ну зачем нам черствый хлеб? Роуз попросту взбесится. Когда пришлет за тобой снова, не ходи. Скажи, что занята.

      – Так я же не занята.

      – Рано или поздно тебе тоже подвернется настоящая работа. Я каждый день об этом молюсь.

      Мать пустила хлеб на панировочные сухари и поджарила в них свинину. Откуда взялись сухари, Роуз она не сказала.

      Однажды в обеденный перерыв Роуз, которая приходила домой из офиса в час и возвращалась на работу без четверти два, рассказала, что прошлым вечером играла в гольф со священником, отцом Флудом, много лет назад знавшим их отца и мать, тогда еще юную девушку Он приехал из Америки на родину впервые с довоенного времени.

      – Флуд? – переспросила мать. – Вокруг Монагира жило много Флудов, но я не помню, чтобы кто-то из них подался в священники. Не знаю, что с ними сталось, теперь ни одного не видать.

      – Но ведь есть еще Мерфи Флудз, – заметила Эйлиш.

      – Это другое, – ответила мать.

      – Так или иначе, он сказал, что хотел бы навестить тебя, и я пригласила его к чаю, – сообщила Роуз. – На завтра.

      – О боже, – взволновалась мать. – Что любит к чаю американский священник? Придется запастись ветчиной.

      – Самая лучшая ветчина у мисс Келли, – улыбнулась Эйлиш.

      – У мисс Келли никто ничего покупать не собирается, – ответила Роуз. – А отец Флуд съест все, что мы ему подадим.

      – Как ты думаешь, ветчина с помидорами и латуком подойдет? Или, может быть, ростбиф? Или он жареную картошку любит?

      – Все подойдет, – сказала Роуз. – Было бы только побольше ржаного хлеба да масла.

      – Накрыть придется в столовой и фарфоровую посуду выставить. Может, мне кусочек семги купить? Станет он ее есть?

      – Он очень славный, – ответила Роуз. – Что перед ним поставят, то и съест.

      Отец Флуд оказался высоким мужчиной со смешанным американо-ирландским выговором. Ничто из его слов не убедило мать Эйлиш в ее давнем знакомстве с ним или его родными. Его матушка, сообщил отец Флуд, была из Рочфордов.

      – Не думаю, что я ее знала, – сказала мать. – Единственным известным нам Рочфордом был старый Носач.

      Глаза отца Флуда посерьезнели.

      – Это мой дядя.

      – Правда? – спросила мать. Эйлиш