Скрут. Марина и Сергей Дяченко

Теперь тихо. Не дергайся.

      Все-таки бред. Не сам же он с собой говорит… Это не может быть голос Святой Птицы… Она спросит у Игара после смерти: почему снял храмовый знак?!

      Рубаха на его спине треснула, вечерний ветер лизнул обнаженную кожу.

      – Не надо… – пискнул он едва слышно.

      – Не напрягайся. Расслабь мышцы. Не бойся, расслабь.

      Бред.

      – Не на…

      Под лопатку ему вонзилось жало – во всяком случае, он решил что это жало, дернулся и замер в ожидании смерти.

      Смерти не наступило. По телу разливалась теплая, расслабляющая волна.

      – Спокойно.

      Рывок. Половина нитей, стягивающих Игара, с отвратительным треском разошлась; он не испытал облегчения. Ноги болтались, как чулки с песком.

      Потом небо с разгорающимися звездами повернулось и легло на бок. Игар схватил воздух ртом; перед его глазами оказалась твердая земля вернее, наклонная стенка оврага, укрытая шубой из прошлогодних листьев, пахнущая травой и влагой.

      – Попробуй встать, – сказали у него над головой.

      Он послушно попытался сесть, поднял правую руку, удивленно посмотрел на безжизненные белые пальцы, все в отвратительных клочьях паутины – и, будто ошпаренный, подскочил и завертел головой в поисках Илазы.

      Ее светлое платье выделялось среди ветвей. Лица Игар не видел лишь слышал сбивчивое, натужное дыхание.

      Он с трудом проглотил тягучую слюну:

      – Кто… здесь… Кто?!

      Шелест ветра в кронах. Неподвижная Илаза в сетях; что-то мешает. Что-то маячит в стороне, сверху, невозможно большое, бесформенное, что это, что…

      Его вырвало желчью. Одна длинная болезненная судорога, пустой желудок, выворачивающийся наизнанку, все остальное парализовано ужасом, даже мысли об Илазе…

      – Кто… говорит…

      По краю его зрения снова скользнула тень – темнее, чем темное небо. Желудок опять подпрыгнул к горлу – Игар пережил длинный, бесплодный рвотный позыв.

      – Вставай, – мягко, почти ласково повторили у него над головой. Поднимайся. Ну?

      Он не мог подняться. Ноги затекли до бесчувствия; он попробовал растереть бедра – мышцы отблагодарили его судорогой, да такой, что теперь он повалился на ковер из палых листьев, шипя от боли.

      – Понятно, – сказали из темноты. – Ложись лицом вниз.

      – Ты кто?!

      Тень колыхнулась над самой Игаровой головой, и от нее веяло таким неудержимым ужасом, что он упал ничком, закрыв руками голову.

      От первого же прикосновения его стало трясти, как в жестокой лихорадке. Он сжимал зубы, чтобы не надкусить язык; касались его не руки, во всяком случае не руки человека; какие-то цапалки, похожие более всего на исполинские гибкие клешни, ловко разминали его омертвевшую плоть, а он лежал, зарывшись лицом в прошлогоднее гнилье, и беззвучно скулил от боли и страха.

      – Расслабься. Тихо, тихо… Теперь встань.

      Он повиновался не сразу. Поднялся на четвереньки; ноги слушались его, хотя и с трудом.

      – Возьми баклагу…