Зона. Записки надзирателя. Сергей Довлатов

На злодеев и праведников. И даже – на мужчин и женщин.

      Человек неузнаваемо меняется под воздействием обстоятельств. И в лагере – особенно.

      Крупные хозяйственные деятели без следа растворяются в лагерной шушере. Лекторы общества «Знание» пополняют ряды стукачей. Инструкторы физкультуры становятся завзятыми наркоманами. Расхитители государственного имущества пишут стихи. Боксеры-тяжеловесы превращаются в лагерных «дунек» и разгуливают с накрашенными губами.

      В критических обстоятельствах люди меняются. Меняются к лучшему или к худшему. От лучшего к худшему и наоборот.

      Со времен Аристотеля человеческий мозг не изменился. Тем более не изменилось человеческое сознание.

      А значит, нет прогресса. Есть – движение, в основе которого лежит неустойчивость.

      Все это напоминает идею переселения душ… Только время я бы заменил пространством. Пространством меняющихся обстоятельств…

      Как это поется:

      «Был Якир героем, стал врагом народа…»

      И еще – лагерь представляет собой довольно точную модель государства. Причем именно Советского государства. В лагере имеется диктатура пролетариата (то есть – режим), народ (заключенные), милиция (охрана). Там есть партийный аппарат, культура, индустрия. Есть все, чему положено быть в государстве.

      Советская власть давно уже не является формой правления, которую можно изменить. Советская власть есть образ жизни нашего государства.

      То же происходит и в лагере. В этом плане лагерная охрана – типично советское учреждение…

      Как видите, получается целый трактат. Может быть, зря я все это пишу? Может, если этого нет в рассказах, то все остальное – бесполезно?..

      Посылаю вам очередные страницы. Будет минута, сообщите, что вы о них думаете.

      У нас все по-прежнему. Мать в супермаркете переходит от беспомощности на грузинский язык. Дочка презирает меня за то, что я не умею водить автомашину.

      Только что звонил Моргулис, просил напомнить ему инициалы Лермонтова.

      Лена вам кланяется…

      Наша рота дислоцировалась между двумя большими кладбищами. Одно было русским, другое – еврейским. Происхождение еврейского кладбища было загадкой. Поскольку живых евреев в Коми нет.

      В полдень с еврейского кладбища доносились звуки траурных маршей. Иногда к воротам шли бедно одетые люди с детьми. Но чаще всего там было пустынно и сыро.

      Кладбище служило поводом для шуток и рождало мрачные ассоциации.

      Выпивать солдаты предпочитали на русских могилах…

      Я начал с кладбища, потому что рассказываю историю любви.

      Медсестра Раиса была единственной девушкой в нашей казарме. Она многим нравилась, как нравилась бы любая другая в подобной ситуации. Из ста человек в нашей казарме девяносто шесть томилось похотью. Остальные лежали в госпитале на Койне.

      При всем желании Раю трудно было назвать хорошенькой. У нее были толстые щиколотки, потемневшие мелкие зубы и влажная кожа.

      Но