Оставь компас себе. Петр Альшевский

Рукой я проверил и лицо у меня, полагаю, не засияло. Нисколько не увеличился – не исключено, что уменьшился даже.

      За воз знаний и лавину чувствований я добровольно и сантиметра бы не отдал. Мне пожалуйста мое, а ваше я возвращаю, попользоваться было бы занятно, но цена, согласитесь, несоразмерная, вам видится, что Апокалипсис зомби разум мне помутил, но крепость ясного сознания во мне не разрушена, артиллерия Серого Месива наводкой по ней прямой – перебудоражило меня несколько. Как у меня могло уменьшиться, если уменьшиться не могло? Волнение уволенной скандалисткой на выход. Столкнуло меня лбами со здравомыслием, но я, повалившись, встал и до меня доходит, что пополнение знаниями и чувствами – это не уменьшение члена, разница тут в вещественности – пополнение не вещественно и следовательно возможно, а уменьшение отнюдь. При минимальном понимании глобальных процессов вывод, отличающийся от моего, не сделать. Чувство внушил и оно во внушаемом прижилось, а для желанного тебе или не тебе изменения тела надо брать инструменты, осуществлять вмешательство хирургическое, мои транссексуальные псевдоприятели через хирургию прошли, а меня на Апокалипсисе зомби вроде не резали.

      Народ заведен. Из зала возбужденно покрикивает.

      Жена меня не растолкала. В зале она без меня.

      Я без нее. И я не в кинотеатре, а на работе – у себя на складе сижу, кемарю, что-то начинает снится.

      Параллельные, полозьями санок оставленные – на рыхлом снегу. Рыхлость я по скатыванию, скатывание мне далось, скатал и качу, укрупняющийся шар я за санками – куда я качу, туда они и уехали.

      Что они уехали не туда, и качу я, от них отдаляясь, мною не допускается.

      Снежный ком тяжелеет. Катить его тяжело, но меня подбадривает то, что все правильно.

      Тяжесть катить тяжело. А нести еще тяжелее.

      Взвалить его на плечи тяжелее, чем катить, но тогда бы он тяжесть набирать перестал.

      Налипающий на него снег перекатывать его мне вскоре не даст. Чересчур тяжелым для перекатывания будет.

      Я его не сдвину. Сейчас на плечи взвалю – расстояние позначительнее с ним преодолею.

      Я не двигаюсь. Идут согласования. Папа, почему ты выстрелил в маму… я говорю с собой, а со мной кто говорит?

      Папа, почему ты выстрелил в маму столь запоздало…

      Не шар я катаю. После дуэли с женой не первый час умираю, и со мной дочка моя говорит. Она не здесь, не со мной, но что бы она мне сказала, я знаю наверняка.

      Идеализированный отец. Нелюбимая мать. Я выбираю отца, но ты папа – тормоз, мать тебя опередила, и ты лишь на последовавшей расслабленности сумел ее подловить – я, папа, на кладбище.

      В каком, дочка, смысле? И ты что ли не зажилась?!

      На погост я к вам с мамой. Над вами слезу уронить. Ваши лошадки убежали, колокольчики отзвенели – завязла карета. Запряженные в нее лошади рвались и вырвались. Набегавшись, гуляйте, никому