Муза и проза. Марина Волкова

Посему первая фраза прозвучала скверно! Точнее, очень скверно.

      Отступать было нельзя, и, как Искра Полякова, я держала удар! Моцарт был при смерти, он задыхался, извинялся, кланялся, но что поразительно, он и не думал умирать. Он вообще как бы парил этаким орлом под люстрами с девизом «Я выше этого!» Действие между тем разворачивалось со всем упорством, умы комиссии напряженно стали искать для меня наилучший выход, и, сойдясь на том, что надо дать человеку все же закончить начатое, мужественно продолжали терпеть. Открыв глаза, я увидела прямо перед собой свою дорогую учительницу! Удивлена я была до беспредела! Мне отчаянно давали понять, что если я не раздвину флейту сию же минуту, то произойдет что-то совсем страшное.

      Хотя мне казалось, что хуже уже некуда. Как же я была не права!!! Нет, она не сидела за ближайшим столом, делая скрытые намеки, она стояла в полуметре от меня! Мы встретились взглядами, как две пантеры перед прыжком. А впереди меня ожидало, как Вы понимаете, очень «большое» будущее!

      Подходя к двери, когда, в общем, на экране уже светилось слово «Конец», в руках моих оказалось послание, сложенное вчетверо. Цитировать его я не буду, но основной лейтмотив передам. «Марина, нельзя спать на сцене. Это неприлично!» Согласитесь, абсолютно роскошный сюжет. Феллини в лучшие лета. Тут Вам и Моцарт, и Макаренко, и взлет и падение, да что говорить, целую эпическую драму с судебно-законодательным закрутом в жанре детектива можно расписать. Названий тоже – примерно около миллиона как минимум, и если начать со скучно-предсказуемых: «Кто прав – тот не виноват», «Почему мне никто не сказал: «Мяу?», «Кому на Руси жить хорошо?», «Нервный человек – это звучит горько», «Педагогика и жертва или жертва и педагогика», «Если студент – зверь, то как ему преподавать?», то есть все шансы закончить лихими и дерзкими в духе Мариенгофа: «Я при Вас гениально играть не буду», «Пожалуйста, не стойте на моем горизонте!», «Вы – вообще-то профессор, я – еще студент, так что молчите о моей личной жизни» и пр., пр., пр.

      И что же мы имеем? Чудеснейший диалог!

      – Ну, как сыграла?

      – Да не знаю, вот мне видишь, чего написали?

      – О, дай посмотреть! ….

      – На!

      – ….

      – Ты что, смеешься?

      – (Хохот)!

      – Нет, ну, почему ты смеешься?

      – (Снова хохот).

      – Нет, ну что смешного?

      – …!!!!!

      А Вы говорите: «Искусство!»

      Sprechen Sie Deutsch?

      Von Wlad Baschkirov gewidmet

      У меня было пять или шесть учителей по немецкому. Первая учительница была со времен Великой Отечественной войны и научила меня читать буквы, склонять глагол «lesen» и переводить «интереснейшие» тексты про примерных девочек, которые патологически не способны опоздать в школу, забыть учебники и не выучить уроки! Все свое свободное время эти школьницы были обязаны тратить на влажную уборку по дому, чтобы помочь маме – заводской труженице. Да! Так же те же самые девочки когда-то еще успевали в некоторых параграфах играть