Соло на ундервуде. Соло на IBM. Сергей Довлатов

Читать онлайн.
Название Соло на ундервуде. Соло на IBM
Автор произведения Сергей Довлатов
Жанр Современная русская литература
Серия
Издательство Современная русская литература
Год выпуска 1980
isbn 978-5-389-06856-8



Скачать книгу

Зонтик остался дома. Бредет она по лужам. Вдруг навстречу ей алкаш, тоже без зонтика. Кричит:

      – Мамаша! Мамаша! Чего это они все под зонтиками, как дикари?!

      Соседский мальчик ездил летом отдыхать на Украину. Вернулся. Мы его спросили:

      – Выучил украинский язык?

      – Выучил.

      – Скажи что-нибудь по-украински.

      – Например, мерси.

      Соседский мальчик:

      «Из овощей я больше всего люблю пельмени…»

      Выносил я как-то мусорный бак. Замерз. Опрокинул его метра за три до помойки. Минут через пятнадцать к нам явился дворник. Устроил скандал. Выяснилось, что он по мусору легко устанавливает жильца и номер квартиры.

      В любой работе есть место творчеству.

      – Напечатали рассказ?

      – Напечатали.

      – Деньги получил?

      – Получил.

      – Хорошие?

      – Хорошие. Но мало.

      Гимн и позывные КГБ:

      «Родина слышит, родина знает…»

      Когда мой брат решил жениться, его отец сказал невесте:

      – Кира! Хочешь, чтобы я тебя любил и уважал? В дом меня не приглашай. И сама ко мне в гости не приходи.

      Отец моего двоюродного брата говорил:

      – За Борю я относительно спокоен, лишь когда его держат в тюрьме!

      Брат спросил меня:

      – Ты пишешь роман?

      – Пишу, – ответил я.

      – И я пишу, – сказал мой брат, – махнем не глядя?

      Проснулись мы с братом у его знакомой. Накануне очень много выпили. Состояние ужасающее.

      Вижу, мой брат поднялся, умылся. Стоит у зеркала, причесывается.

      Я говорю:

      – Неужели ты хорошо себя чувствуешь?

      – Я себя ужасно чувствую.

      – Но ты прихорашиваешься!

      – Я не прихорашиваюсь, – ответил мой брат. – Я совсем не прихорашиваюсь. Я себя… мумифицирую.

      Жена моего брата говорила:

      – Боря в ужасном положении. Оба вы пьяницы. Но твое положение лучше. Ты можешь пить день. Три дня. Неделю. Затем ты месяц не пьешь. Занимаешься делами, пишешь. У Бори все по-другому. Он пьет ежедневно, и, кроме того, у него бывают запои.

      Диссидентский указ:

      «В целях усиления нашей диссидентской бдительности именовать журнал «Континент» – журналом «Контингент»!»

      Хорошо бы начать свою пьесу так. Ведущий произносит:

      – Был ясный, теплый, солнечный…

      Пауза.

      – Предпоследний день…

      И, наконец, отчетливо:

      – Помпеи!

      Атмосфера, как в приемной у дантиста.

      Я болел три дня, и это прекрасно отразилось на моем здоровье.

      Убийца пожелал остаться неизвестным.

      – Как вас постричь?

      – Молча.

      «Можно ли носом стирать карандашные записи?»

      Выпил накануне. Ощущение – как будто проглотил заячью шапку с ушами.

      В советских газетах только опечатки правдивы.

      «Гавнокомандующий». «Большевистская каторга» (вместо – «когорта»). «Коммунисты осуждают решения партии» (вместо – «обсуждают»). И так далее.

      У Ахматовой когда-то вышел сборник. Миша Юпп повстречал ее и говорит:

      – Недавно прочел вашу книгу.

      Затем добавил:

      – Многое понравилось.

      Это «многое понравилось» Ахматова, говорят, вспоминала до смерти.

      Моя жена говорила:

      – Комплексы есть у всех. Ты не исключение. У тебя комплекс моей неполноценности.

      Когда шахтер Стаханов отличился, его привезли в Москву. Наградили орденом. Решили показать ему Большой театр. Сопровождал его знаменитый режиссер Немирович-Данченко. В этот день шел балет «Пламя Парижа». Началось представление.

      Через три минуты Стаханов задал вопрос Немировичу-Данченко:

      – Батя, почему молчат?

      Немирович-Данченко ответил:

      – Это же балет.

      – Ну и что?

      – Это такой жанр искусства, где мысли выражаются средствами пластики.

      Стаханов огорчился:

      – Так и будут всю дорогу молчать?

      – Да, – ответил режиссер.

      – Стало быть, ни единого звука?

      – Ни единого.

      А надо вам сказать, что «Пламя Парижа» – балет уникальный. Там в одном месте поют. Если не ошибаюсь, «Марсельезу». И вот Стаханов в очередной раз спросил:

      – Значит, ни слова?

      Немирович-Данченко в очередной