Ничего странного. Наталья Макеева

не маленькое, и так круглое и упругое, постепенно наполнилось настоящим живым существом. Оно шевелилось, скреблось под рёбрами и, высовываясь в большой мир, громко вещало младенческим своим голоском.

      А под утро Ване, уже начавшему просыпаться, показалось, что детская мордашка непоправимо похожа на соседа из квартиры напротив.

      День не заладился. На бухгалтерской своей должности Иван Семёнович всё время путал не только сами цифры, но и цифры с буквами, а так же с пробелами, знаками препинанияи случайными помарками. Сотрудники беспокоились – кто норовил вызвать специальную душевную скорую помощь, кто предлагал похмелиться, а сухонькая старушка-кассир сверкала глазом, суетливо поплёвывая в угол. Она уже пять лет как из страха смерти вообще перестала спать. Все это знали, и потому божьего одуванчика боялись – мало ли что заведётся в недремлющем её мозгу.

      Придя домой, Ваня широким жестом открыл холодильник и принялся вскрывать деликатесы, припрятанные к Новому году. Но в каждой банке съедал самую малость, тут же накидываясь на соседнюю. Потом опомнился – «ой, чего это я» – как смог наскоро закрыл баночки и пошёл смотреть, обливаясь слезами, как наша футбольная сборная проигрывает кому-то в Европе. Много лет назад, в глубоком детстве, он раз десять ходил в кино на «Чапаева», каждый раз надеясь, что тот выплывет, а теперь с тем же чувством включал в телевизоре родных футболистов. Вот и сейчас все утонули, и, в довершение печалей, пришла с работы жена и обнаружила продуктовый урон. Ивану Семёновичу хотелось умереть. Потом, подумав, он решил напиться, но и эта мысль, как ни странно, не прижилась и, взаимно поворчав с Анечкой, он завалился спать. И то ли съеденное явилось тому причиной, то ли ещё что, но из живота его снова возник младенец – протянув руку во внешнее пространство, он добыл крошечный футбольный мяч и стал играть прямо в Ивановом пузе. Было больно и почему-то обидно. Иван Семёнович разрыдался. «Да когда ж ты родишься, а?» – взвыл он и ничуть не удивился, когда в очередной раз из окошка в животе показалась маленькая почти безволосая голова и ответила: «Что, не терпится меня мамке сплавить? Не бо-ись, скоро уже, не сегодня-завтра. Только ты из зелёной банки больше не ешь, меня от этого пучит».

      На том Иван Семёнович пробудился и всю оставшуюся ночь просидел на кухне, думая, а не завести ли им с Анечкой сына, раз такие сны снятся? Но представить жену опять в положении он решительно не мог, и даже заговорить с ней на эту тему боялся. «Ну не самому рожать, в самом-то деле», – подумал он и вздрогнул, вспомнив про сон. Чувствовал он себя грустно, глупо и страшно. Казалось, внутри и вправду кто-то шевелится. «Хорошо ещё, что не высовывается», – промелькнуло в его сознании, постепенно забывающем о столь нужной в жизни и в быту связи с реальностью. Началось это, кстати, довольно давно – то потеряет во сне что-нибудь, а после, наяву, ищут, то набьёт там кому-то морду, а потом угрызениями совести страдает. И теперь ещё этот младенец!

      От потока спутанных мыслей Ивана Семёновича неудержимо