Ничего странного. Наталья Макеева

будто не тех корешков поела. Я испугалась и стала за камень бегать. Но потом Найда сказала, что это не корешки виноваты, а роды начались. Найдин сын, дурак, всё ластится. И это его «Уля, Уля!» Меня он так зовёт. А живот болел всё сильнее. Стала кричать: «Спасите! Помогите!» А кто поможет? Найда воды принесла и сидит рядом плачет, а все остальные попрятались, будто мор их прибрал.

      Егор наш разрисованный сказал прятаться, не знаю уже зачем. Примета может какая-то. Живот стал болеть всё сильнее, а Найда сказала, что когда уже станет казаться, что сейчас помру, то ребёнок как раз родится. Живот у меня болел до ночи. А потом я не очень хорошо помню. Мне уже даже есть не хотелось, и пить не хотелось. Я всё думала – а может, умру, наконец, и всё? Двадцать четыре – это же много, это же хватит уже. Сколько мне ещё голодать? Вся уже серая, жевать нечем и ходить не могу. Я помню, что кричала страшно. А потом услышала, что кто-то ещё рядом, где-то внизу, плачет. Я раньше детей новорожденных близко не видела. А на картинках они не такие. Мне Найда его показала. Это девочка была, маленькая и синяя. Она кричала негромко так, а в центре живота у неё торчала скользкая неприятного цвета верёвка. А ещё из меня вывалился кусок мяса! Большой такой! «Награда!» – сказала Найда и стала его готовить и верёвку эту тоже, а потом мы ели. Я лежала, а они с сыном сидели. Девочку Найда завернула в самую чистую ветошь, какую нашла, и положила мне на живот. А ещё надавила мне на сосок и приложила ребёнка. Ребёнку в рот капнуло бело-жёлтое. Теперь эта девочка будет меня есть. Хорошо ещё, что у неё зубов нет. А мясо, которое вывалилось вместе с ней, и эта верёвка очень вкусные, лучше тушёнки. Это, наверное, и есть счастье!

      Не понимаю я, как надо её назвать. Вот уже и день прошёл, а я называю её девочкой. Мне так жалко её – она похожа на крошечную старушку и, наверное, не выживет. В книге написано, что чисто в доме должно быть. Да какая тут чистота… Чистота – это когда после дождя Солнце камень подсушит, но жить на камне я не могу: во-первых, за него гадить ходят, во-вторых – днём-то ещё ничего, особенно когда лето, а ночью точно сожрёт кто-нибудь.

      У меня между ног кровь течёт после родов, везде эти пятна теперь, через всё протекают. Пытаюсь раз в два дня подмываться, но это слабо помогает. И ещё жар страшный и пить всё время хочется. Найда злится, что я много трачу воды, но как-то не сильно. Она говорит, что раньше считалось, что дети – это счастье, а не мяса поесть, потому что мяса всем хватало. Не знаю, я вообще не могу понять, что произошло. Человек внутри человека. Это что, так все и взялись? И эти – в железках, и людоеды – тоже? Очень странно. Девочка – пока так и буду её звать. У нас в общине девочек больше нет. Была одна, но она умерла – то ли выпила чего-то не то, то ли съела лет в пять. Да и мальчиков один всего – Сашка-дурак. Найда конечно его дураком не считает. У неё дураки все, кроме неё, Сашки и разве что Егора. «Дураки, потому и дохнут!» – так и говорит. Вообще Найда хорошая, я бы без неё точно пропала. Может, конечно, я и так пропаду. Еды мало, на порошке мы все скоро пропадём. Мне очень страшно – кажется,