Ничего странного. Наталья Макеева

два месяца, практически не плачет. Да и шевелится мало. Да почти все в общине стараются не шевелиться и уже почти не плачут. Вода есть и сейчас она даже лучше, чем всегда. Может, родник решил нас напоследок порадовать? Но что есть – не знает даже Егор. Мы поели всё в округе, что вообще можно есть, но забираться далеко не решаются даже мужчины. Говорят, когда-то еду растили, но наша земля ничего не даёт, не растёт на ней ничего, мёртвая она совсем. Лучше умереть от голода, чем самому быть съеденным живьём.

      Иногда кто-то начинает, конечно, вопить и звать всех на поиски пищи, но каждому вопящему обычно хватает пинка, и тот затихает. Раз такой смелый – иди, принеси еды. Хотя бы пример подашь… Да и неизвестно, есть ли поблизости что-то, кроме остатков последней травы и коры. А вот зверьё есть точно, и убить зверя – то ещё дело. В общине хотя бы найдётся несколько пар рук, готовых в случае чего схватиться за камень. А в лесу? Да впрочем, какой это лес? В нём и съедобного-то не осталось. На картинках в книгах лес – это деревья. Здесь у нас деревьев уже и не осталось, почти всё больше камни. Но мы называем это место лесом, потому что страшно. «Тёмный лес» – так ведь?

      Мы осторожно выходим – я с Девочкой и Найда с Сашенькой. Я ног не чувствую. Они тоже еле идут. Я глазами вожу – вдруг чего попадётся. Здесь даже небо серее, чем в общине. Нашла пару каких-то листочков. Говорят, когда-то совсем-совсем давно люди знали, для чего они сами и растения растут. Потом это было не нужно, а мы просто не знаем, забыли, а в книжках почти ничего не написано. Съел лист и думаешь, отрава или нет. Если оно горькое, конечно точно есть нельзя, а вот если просто противное – кто ж его знает. От одних листьев потом нормально, от других прыгать хочется, а один раз я поела – красненьких меленьких таких, так три дня спала, и всё тело посерело. Меня не похоронили-то только потому, что я немного дышала. Девочки тогда не было, а то бы она от моего молока точно померла бы. А другой раз поела – смеялась долго и так хорошо, так хорошо мне было. Правда, есть потом сильно хотелось.

      Я с самого начала не хотела идти. Это Найда меня заставила. Ну не могла я отказаться и всё тут.

      Не могло это хорошо закончиться. Найда прямо тащила нас вперёд, даже Сашенька завозмущался, хотя уж он её ещё больше чем я слушает. И пахнет везде так – ну точно не надо идти. Что за запах – не знаю, но страшный очень. Или я просто не ела давно и мне пора умирать? Запах смерти ни с чем не спутаешь. Каждый раз, когда он в общине появлялся, обязательно кто-то умирал. Вот и теперь… Мы уже прошли и первые камни, и вторые и уже даже стали попадаться деревья с корой, когда это произошло. Огромный человек в железе, мужчина Лёха – тот самый, который напал в том году на меня и сделал мне Девочку, появился из ямы, толкнул меня, и, вырвав ребёнка из рук, убежал. Найда, схватив за тонкую руку Сашеньку, помчалась за ним. Я попыталась встать и поняла, что не могу – от страха и голода, наверное. Они пропали, и я осталась одна – хорошая добыча. Конечно мы и в вдвоём, не считая детей, вряд ли отбились бы, но всё ж не так страшно.