Рядом с тобой. Таня Винк

Гармаша. С того дня к Пете прилипла кличка «контуженый». А когда по селу разнеслась весть, что он инвалид второй группы из-за головы, его вообще перестали задирать.

      Петя не планировал жить в родительском доме, стоявшем на берегу реки, – для четверых человек он мал. Отец умер во время немецкой оккупации, через полтора года после начала войны, мама еще год протянула. Была у него младшая сестренка, но она умерла совсем крохой, в голодном тридцать втором. Пока шел по улице – держался, а как свернул к речке, увидел ворота, так сердце прихватило. Но никому ничего не сказал, зубами заскрипел, налег плечом на калитку, вросшую в землю, – а за ней ни двора, ни сада, ни огорода, один бурьян выше человеческого роста. Над бурьяном возвышается крыша еще очень крепкой хаты. Селяне потешались над отцом, когда он клал на пол доски толщиной шесть сантиметров, – мол, все кладут четырехсантиметровые, а ты только древесину переводишь. Тот, кто потешался, уже пару раз перебирал свой пол. Оконные рамы без стекол, забиты досками, на двери амбарный замок, а крыльцо будто вчера поставили. Прибежала соседка, обнялись. Соседка расплакалась, ключи из кармана вынула. Зашли в дом, а там грязь, паутина и из каждой щелки лезут воспоминания. Вся мебель исчезла – ни кроватей, ни шкафов, ни стульев. А вот письменный стол, подарок отца к школе, стоит. Петя выдвинул ящик стола, а в нем его письма с фронта, фотографии.

      – Сил нет, Петенька, сколько раз грабили! – запричитала соседка. – Уже и брать нечего, а все равно лезут, черти окаянные.

      – Вишь, не все забрали, – Петя показал на фотографии.

      – Так это ж не продашь, и спать на этом не ляжешь…

      Петя забрал письма, фотографии и ушел. Этим же вечером их взяла на квартиру медсестра сельской больницы Марина Марковна Дворжецкая, попросту – Марковна. Еще до войны она приехала из Полтавы по распределению, вышла замуж, но война забрала мужа и не вернула. И всю ее семью, что осталась в Полтаве, тоже забрала – кто на фронте погиб, кого фашисты расстреляли, кого энкавэдэшники. После войны Марковна хотела вернуться домой, сунулась в родительскую квартиру – а там живет семья какого-то полковника. На Марковну фашистам тоже писали донос, мол, она полька, значит, враг, но так получилось, что она была единственной медсестрой во время оккупации, и немцам невыгодно было ее сразу убивать, а потом, в суматохе отступления, видимо, забыли о ней. Немцы ушли, и начались разборки. Ее пытались обвинить в пособничестве нацистам, потому как она их лечила, но командир партизанского отряда, живший в райцентре, заступился за нее – сказал, что это было партийное задание, что она лечила партизан теми лекарствами, что ей немцы давали, и благодаря ей многие выжили, он в том числе. После войны в поселок приезжали медсестры. Отбудут положенные три года и увольняются – молодой бабенке тут нечего ловить, а Марковна застряла надолго и никакой работы не боялась, даже санитаркой работала на полставки. А чего не работать? Больница через дорогу, силы есть, времени полно. Замуж она больше не вышла, детей не родила. Когда умер ее сосед, одинокий старик, остался пес Джек. Несколько дней Джек сидел на могиле хозяина, Марковна его подкармливала, но он ничего не ел и