Малые святцы. Василий Аксёнов

То Николай вон наш дровами получил зарплату.

      – Да хошь дровами!.. Ну а лежать-то будешь, и чего добьёшься?! – вспыхивает отец.

      – Ну, так это ж ехать туда надо…

      – Ага, от мамки отрываться!

      – И там ходить, упрашивать кого-то, – говорит мама. – А гордая душа шеи не ломает.

      – То-то, – говорит отец. – Ленивый на своём одре, как дверь на пяте, туда и сюда обращается, а чтобы в сторону-то, нет уж, норов клинит.

      Эрна ему, ребёночку, с каждой своей пенсии покупает банку сгущенного молока и поллитровую бутылку водки. «Любит, – говорит она, – ребёночек сгущёнку, дырочку шильцем проткнёт в банке, на кровать с ней ляжет, ноги на дужку устроит и всё молочко разом, как бычок, высосет». – «А водку-то?» – спрашивает у неё отец. «Ему же скучно, – отвечает Эрна, – уж и водку». Ну, от скуки, дескать, и на самом деле, чё не высосешь и чё не выпьешь – это так отец, бровями лишь, и выразит.

      – Чудеса, – уже в отсутствие Эрны говорит отец. – Не мой ребёнок он, а то бы…

      – И слава Богу, – говорит ему мама. – Ты для своих жезла-то не щадил уж.

      Легка на помине. Стучит на крыльце – валенки о стену обивает, обметает их после голиком от снега Эрна. Вошла в избу. Запорошенная. Бордоволикая – как клюква после зазимка.

      – Здравствуйте, – говорит.

      – Здравствуйте, – мы ей почти хором.

      – Ну и погода, – говорит.

      Я и отец молчим, а мама отвечает:

      – Да уж… Передуреть никак не может. Уж и пора бы очураться.

      В одной руке у Эрны бурые шерстяные варежки, уже сняла их, в другой – красная хозяйственная сетка, в сетке пустая стеклянная трёхлитровая банка – запотела в доме сразу. На дне банки – корочка хлеба – русский обычай, вряд ли то, что и немецкий; уже здесь, наверное, в Ялани, научилась ему Эрна. Но наверное не знаю.

      – Проходи, садись, – говорит гостье мама.

      – Да я уж тут, возле порога, – говорит та, пристраиваясь около двери на стуле. – С валенок что и натечёт, так на клеёнку.

      – Беда-то… Подотрём, – говорит мама, – не сломаемся.

      Отец поел уже и, устроив свои грузные, крупные руки: правую на стол, а левую на спинку стула, развернулся за столом лицом к пришедшей. Подбородок у него испачкан чем-то жирным – блестит. Смотрит отец на Эрну приветливо – будто видит.

      Мама подошла к нему, вытерла полотенцем ему подбородок.

      – Метёт? – спрашивает отец.

      – Метёт, – отвечает Эрна.

      – У-у, – говорит отец. – Дак дом маленько не сдвигат… И завыват вон… как зверюга. Давно такого-то уж не было, не помню.

      Ухожу я в другую комнату. Ложусь на диван, читать располагаюсь «Волхва».

      Сидит Эрна обычно долго – делать ей дома нечего – хозяйства у неё, кроме ребёночка, никакого. А когда она уходит, мама вздыхает облегчённо – ей-то уж некогда бездельничать: хлопот полон рот. И выпроводить гостью она не может: мол, неудобно, совестно, сама