Орёл в курятнике. Олег Боченин

богу известно, – вздохнула Анна Андреевна. – Всё в его жизни сикось-накось!

      – А кстати, – заинтересовалась Сечкина, – почему он по вашим стопам не пошёл? В отца?

      – В отца? – Шутренкова презрительно оттопырила нижнюю губу. – Да он его и в глаза не видел! Муж у меня был, а отца у Андрея не было. Ты можешь меня осуждать, но я не стесняюсь своей популярности в молодые годы. Знаешь, сколько у меня любовников было? Тебе столько не осилить! Ха! Смутилась! Скромница какая! А ты сразу поверила, да? Ну скажи ведь, поверила?

      – Поверила, – кивнула Наташа. – Вам трудно не поверить.

      – А не надо верить первому встречному, – Анна Андреевна высморкалась о край скатерти. – Извините за некультурность. В носу засвербело, а это к слезам. А плакать нам с тобой не к чему. Вот выжрем всю водку, тогда и повоем по-бабьи. Нет, дорогуша! Не до любви мне было! В сорок первом мне только четырнадцать исполнилось. Отца, офицера, сразу убили. Мать и так больна была, а тут совсем слегла и к осени померла. Брата моего меньшего в детский дом приняли, а я уже по возрасту в дети не годилась. А жить как-то надо было? У нас во дворе была художественная мастерская. Там всякие плакаты в то время изготавливали. Ну и я подрядилась к художникам за краюшку хлеба. А когда немец к Москве вплотную подошёл, то народ весь из столицы и рванул…

      – Как это рванул?! – возмутилась Наташа. – Что вы такое говорите?!

      – Ладно, – отмахнулась Анна Андреевна. – Я тебе ничего не говорила, ты ничего не слышала. А бежала я со своим художником. Ну, потерялась в этой давке. Кто-то меняв грузовик за руку затащил. Приехала во Владимир. Что делать? А тут, в Приморске, у меня папин брат служил на флоте. Я к паровозникам…

      – К машинистам, – поправила хозяйку Сечкина.

      – Я к паровозникам, – продолжила рассказ женщина, проигнорировав замечание Наташи. – Вымолила, чтобы меня на восток куда-нибудь отвезли. Мужики сердечные оказались. Так меня от одного к другому, с паровоза на паровози доставили сюда. А дядька-то был не женат, в казармах сам жил. Устроил меня в одну семью. У них сын был обалдуй, но талантливый. Узнал о моих художествах и пристроил в мастерские при театре. Там и служу с сорок второго. Художку уже после войны окончила. Там в художке и имела несчастье влюбиться в нашего преподавателя. Замуж за него вышла, а он бабником оказался. Я уже с пузом ходила, как заваливается его краля, которую он в Магадане поматросил и бросил, когда срок там отбывал по тридцать седьмой статье. Ну, я вещички в руки и фить в дверь! Только меня и видели. А потом в себя пришла… Оставалось только утопиться. Пришла я топиться в рыбный порт. Сижу, ноги себе уже верёвкой обвила, к камню верёвку пришпандорила, и обратный конец себе на шее вяжу. А мой будущий муж вахту нёс на китобое, рядом с которым я топиться собралась. Он, значит, на носу стоит, трубку свою курит и за мной наблюдает. А у меня никак узел на шее не завязывается!

      – Гражданочка, –