Солдат и Царь. Два тома в одной книге. Елена Крюкова

едем, товарищ? – спросил Михаил.

      Очень хотелось курить. А еще – спать.

      «Как там наши цари-господа? Вот они уж точно спят. Спят, помолясь! А мы мотаемся. Ночь, город, вот пленных взяли. И кой черт их в Тобольск занес?»

      – Оружие сдать! Быстро!

      – Кому сдать?

      Опять молодой голос подал. И старался, чтоб не дрожал.

      – Да мне же! – Сашка трясся в мелком хохоте. Наган в его руке трясся тоже. – Живо!

      Авто подпрыгивало на стылых ухабах. Офицеры расстегивали кобуры и клали на пол авто, под Сашкины сапоги, пистолеты и револьверы. Руки Мерзлякова крепче вцепились в руль, посинели.

      – Эй, Сашка, слышь… – Лямин в одночасье охрип, будто колодезной воды наглотался. – А чо с ними делать-то будем?

      – А ничо, – весело и нагло ответил Люкин. – Гляди вот, чо.

      Сидя на коленях у старого офицера, с морщинами у рта, с мешками под глазами, якобы неловко повернул торс и въехал локтем в глаз старику. Тот охнул. Глаз быстро заплывал лиловой темной кровью.

      – Эй, отребье белое! Слухай сюда. Нам деньги нужны! Поняли – деньги! Вы нам – выкуп за себя достанете! Раздобудете три тыщи рублей – живы будете, отпустим! Не найдете – расстреляем к едрене матери! Все слыхали?! Все?!

      Офицеры молчали. Авто тряхануло крепко. Сашка развернулся и уже осознанно, зло засадил старику в скулу, с ближнего размаху.

      – Не слышу! Все – слыхали?!

      Старый офицер утер кровь со рта. Она опять сочилась, текла из-под губы вниз, по гладко выбритому подбородку.

      – Все. Слышали.

      – Куда едем?

      Молодой дрожал весь. Дрожал рот, дрожали белесые брови, дрожали пальцы, даже уши, как у связанного зверя, дрожали.

      – К вдове Исадовой.

      – Это где?

      – На Покровской, ближе к Тоболу. Сейчас направо чуть забрать!

      …Мерзляков подрулил к дому Лидии Исадовой. Офицеры шли впереди, под прицелом Сашкиного нагана; они все – сзади. Лямин в темноте не видел мраморных ступеней лестницы. Античных статуй, побитых пулями.

      – Богато живет твоя вдовушка! – Сашка двинул промеж лопаток молодого. – Твоя любовница?

      Молодой обернулся. Такого лица Лямин не видал еще за всю революцию и всю войну – ни у людей, ни у зверей, ни на картинках, ни в синематографе. Такого черного, дикого лица.

      – Моя мать.

      – Фью-у-у-у, – присвистнул Сашка и стволом нагана сдвинул ушанку набекрень, – нежданный поворот событий, и миль пардону я прошу!

      – Это я вас прошу. Можно, я к матери зайду один? Без вас.

      – Вас, нас! Уехал в Арзамас! – заорал Люкин, играя наганом. – А я на мамашу посмотреть желаю! Ступай все, ребята!

      Молодой дернул за веревку звонка, да они ждать не стали: Андрусевич налег всем телом, Люкин ногой выбил дверь. Она с грохотом и лязгом упала в коридор. За упавшей внутрь дверью стояла женщина со снежными косами корзиночкой вокруг головы, с таким же мелко дрожащим, как у молодого офицера, лицом. На морщинистой шее светилась низка бус из речных жемчугов.

      – Вольдемар…