Улица Сервантеса. Хайме Манрике

и массовым коммуникациям в рамках Федеральной целевой программы «Культура России (2012–2018 годы)»

      © Издание на русском языке, перевод на русский

      К читателям

      Перед вами – история присвоения Алонсо Фернандесом де Авельянедой авторства первой части «Дон Кихота» Мигеля де Сервантеса. Действуя в том же духе, я использовал в своем романе четыре фрагмента из «Дон Кихота», две сцены из пьесы «Алжирские нравы» и одну – из интермедии «Судья по бракоразводным процессам», а также парафразы пролога к «Назидательным новеллам». Любители «Дон Кихота» и других произведений Сервантеса без затруднений узнают эти фрагменты; а прочие читатели, если я преуспел в своем замысле, не отличат их от основного повествования. Эти «заимствования» призваны подчеркнуть значение автобиографического аспекта в «Дон Кихоте». В романе также имеются отсылки к Шекспиру и великим поэтам золотого века Испании.

      Часть первая

      Глава 1

      Беглец

      1569

      Пока я во весь опор скакал по узкой, заросшей травой дороге, пересекающей Ла-Манчу, моими единственными проводниками были звезды на безлунном куполе неба. Равнина тонула во мраке. В груди, словно утлая лодчонка в шторм, металась ярость. Я пришпорил коня и хлестнул его плетью. Жеребец захрапел; дробные удары копыт о гальку нарушали сельскую тишину, отдаваясь в голове пульсирующей болью.

      – Але, але! – Я все сильней стегал коня. Надо во что бы то ни стало обогнать судебного пристава и его людей.

      Прошлой ночью я играл в карты в андалузской таверне. Антонио де Сигура – инженер, приглашенный двором для прокладки дорог, – довольно быстро спустил кругленькую сумму. В крови у меня было слишком много вина, а в желудке – чересчур мало пищи, и я решил удалиться, хотя удача была на моей стороне. Инженер настаивал, чтобы я дал ему отыграться. Получив отказ, он во всеуслышание спросил:

      – И почему я не удивлен, Мигель Сервантес? Глупо ждать высоких манер от выходца из низкого рода!

      Вокруг захихикали. Я вскочил, пинком выбив ножку стола, и решительно потребовал объяснений.

      – Твой отец – вонючий еврей и бывший каторжник, – гаркнул Антонио. – А сестра – шлюха!

      Схватив кувшин, я с размаху опустил его на голову инженеру. Стол перевернулся. При виде лица Антонио, залитого вином и кровью, я почувствовал, что кишки мои готовы опорожниться, не считаясь ни с местом действия, ни с наличием штанов. Дрожа, я ждал ответного движения де Сигуры. Он промокнул глаза платком – а затем вытащил из-за пояса пистолет. Как простолюдин я не имел права носить оружие. Но друг мой Луис Лара тут же выхватил шпагу из ножен и перебросил мне. И едва де Сигура навел на меня пистолетное дуло, как я всадил ему клинок в правое плечо.

      Он рухнул на колени; из спины торчало уродливое багровое острие, разинутый рот напоминал огромную букву О. Едва он начал заваливаться на бок, как я выдернул шпагу и швырнул ее на пол. Молниеносность произошедшего потрясла меня самого. Народ тут же бросился прочь из таверны, крича: «Бежим, бежим, пока пристав не приехал!»

      Я вышел из таверны и спотыкаясь – в голове все еще шумело вино – запетлял по сумрачным улицам Мадрида, словно заяц, преследуемый сворой голодных борзых. Я понимал, что этот опрометчивый поступок навсегда изменил мою судьбу: мечта стать придворным поэтом обратилась в прах.

      Остаток ночи я прятался в доме друга, а наутро стало известно решение властей: я должен лишиться правой руки и на десять лет покинуть границы королевства. Меня не устраивало ни то ни другое. Но, останься я в Мадриде, арест и последующая экзекуция стали бы лишь вопросом времени. Я послал письмо Луису Ларе, где описал свое бедственное положение и попросил ссуду, чтобы выбраться из Испании. После обеда его слуга вернулся с тяжелым кожаным кошелем.

      – Господин сказал, это подарок вам, дон Мигель, – объяснил он, пока я пересчитывал шестьдесят золотых эскудо. – Вам следует покинуть страну и не возвращаться как можно дольше.

      Едва стемнело, я тайком оставил город. Позорное бегство! К тому же я навеки расставался с возлюбленной моей Мерседес. Никогда не оправиться мне от жестокой утраты первой любви. Какие бы страсти ни выпали на мою долю в будущем, ни одна из них не будет столь чиста и совершенна: разлуку с Мерседес я буду оплакивать до конца своих дней. Куда бы ни завела меня судьба, сколько бы лет ни отвел мне Господь, – никогда не найти мне другой женщины, соединившей в себе, подобно Мерседес, столько красоты, ума и скромности. Когда мы увидимся снова – если только нам суждена встреча, – она, без сомнения, уже будет замужем.

      Я рассчитывал добраться до предместий Темблеке в Ла-Манче, отыскать там труппу актеров и фокусников маэсе Педро, отправиться с ними на юг, в Севилью, и наконец покинуть Испанию на борту корабля. Из-за границы я надеялся подать прошение о помиловании и в безопасности дождаться момента, когда буду прощен – или же когда происшествие забудется само собой. Впервые я увидел маэсе Педро, когда мне было семь лет. В то время наша семья жила в Кордове. Каждый год в конце весны его балаганчик останавливался под городскими