Переписка князя П.А.Вяземского с А.И.Тургеневым. 1820-1823. Петр Вяземский

слово мог прочесть. Прости! Скучно и пасмурно. Возвратились ли Татищевы? Государь послал к Нессельроде перевод речи для напечатания в газетах и периодических изданиях. Скажи это Гречу, чтобы и он воспользовался, если хочет. Сейчас получаю твое письмо от 17-го с Крылова эпиграммою. Поздравь Николая Ивановича с заступником. Когда же на твое место посадят Емельянекно?

      309. Князь Вяземский Тургеневу.

      Суббота вечером. 25-го [сентября. Варшава].

      Проект закона о moratorium принят сегодня, с переменою в последней статье, Палатою посольскою большинством пятнадцати голосов. Завтра будет принц Оранжский. Сейчас у меня в гостиной толпится весь город, разумеется, не без Минервы. Я тебя балую. Прощай!

      310. Тургенев князю Вяземскому.

      28-го сентября. [Петербург].

      Письмо твое с русским переводом речи получил только вчера, следовательно от 16-го до 27-го оно было в дороге и принесено ко мне из канцелярии графа Нессельроде. Уж нет ли перлюстрации? Чего доброго! Экземпляры все разосланы. Вот тебе ответы от двух Пушкиных на первый гостинец, и замечания мои на второй.

      Дмитриев сердится на Карамзина за то, что долго не доставлял ему твоих книг. Теперь все отправлены.

      Что за приезжие звери? Кто Грузинский? Зачем поехал в Гомель? Я не умел разгадать ничего. Все ли в добром здоровье ваши министры? Однако же позволь подивиться и оппозиции. Как же можно было принять в прошедший сейм один проект и отвергнуть столь сильно нынешний! Разве не те же редакторы? И неужели разница столь чувствительна в началах и в отделке? Или тогда напрасно приняли, или ныне увлечены были не одним побуждением общего блага. Правда ли, что отвержение редакторами jury было причиною столь блистательной неудачи? И правда ли, что jury не хотели, как установления слишком, так называемого, либерального? Впрочем, замечание твое о пользе дебатов справедливо, и я ежедневно убеждаюсь в истине, что самая малая доля публичности (Publicität) производит уже добро неимоверное, хотя в первые минуты и не весьма приметное. Оно обуздывает дерзость невежества, хотя и не самое самовластие. Я бы желал оставить даже последнее неприкосновенным в самом источнике оного, лишь бы только орудия оного оставались только орудиями, а не делались в свою очередь безответными самовластителями. На первый случай даже у нас иначе бы, кажется, и быть не должно. было; по мы могли бы дебатами въяве избавиться от безмолвных поражений здравого смысла, а с ним и общественного блага. Последняя сия мысль пленяет меня возможностью и даже удобностью исполнения оной; ибо для этого не нужно ни от чего лично отказываться; не нужно даже быть добросовестным любителем законно-свободных постановлений, а только признать пользу их и ограничить ими не свою волю, а других, не делая насильства собственным навыком, а обуздывая только одно будущее и в нем тех, для которых оно будет настоящим.

      Жуковский уехал. Он оставил мне стихи твои без замечаний, ибо не успел их сделать. Я познакомился покороче с его Светланою и нашел в ней прелесть добродушие и любезного ума. Мне сдается,