Властелин видений. Антон Грановский

и стал натравливать пса на бродягу. Вскоре пес уже заливался яростным лаем и рвался с поводка, пытаясь ухватить несчастного зубами за ногу.

      – Давай! – неистовствовала толпа.

      – Спускай Борзяку!

      – Рви!

      – Куси!

      – Сожри!

      Когда Афанас уже готов был спустить своего толстого пса с поводка, кто-то крикнул высоким, звонким голосом:

      – Эй, бездельники! Я к вам обращаюсь!

      Мужики притихли и оглянулись. Возле кружала остановился всадник в длинном, заношенном до дыр плаще.

      Осанка у всадника была гордая, но одет он был бедно и довольно неряшливо. Плащ, как было замечено выше, дырявый, полукафтан изношен так, что кое-где из него торчала изнанка, сапоги латаные, а на голове красовалась старенькая суконная шапка.

      Сам всадник был худ и невысок, востронос и конопат. А лицо у него было столь молодое, что на нем даже усы с бородой еще не росли.

      Большие серые глаза всадника блестели нервным, отчаянным блеском, будто он взял себе за правило побеждать безоглядной храбростью врожденную трусость. Однако на боку у всадника висел меч, и выглядел этот меч весьма внушительно.

      – Оставьте человека в покое, мерзавцы! – крикнул всадник, сверкая своими серыми глазами. – Ну!

      – Ступай своей дорогой, странник, – грубо проговорил кто-то из мужиков. – Не вмешивайся в наши дела.

      – Топай, сударь, топай, – поддержал его другой. – Это наши мужицкие игры.

      – Вот как? Мужицкие? – Юноша прищурил глаза и взялся за рукоять меча. – Ну, тогда я приказываю вам его отпустить. Тронете этого бродягу – будете иметь дело со мной.

      Мужики переглянулись. В руках у некоторых из них Глеб увидел короткие дубины и железные кистеньки на цепках.

      На лицах мужиков появилось сомнение. Выглядел незнакомец не слишком внушительно, но за его безоглядной дерзостью должно было что-то стоять. Ведь не станет человек бросаться со скалы башкой в гнилой омут, если не уверен, что выплывет.

      – Ну! – прикрикнул незнакомец, ободренный молчанием мужиков. – Живо отпустите бродягу!

      Мужики готовы были сдаться, и некоторые уже опустили кистени и дубины, но тут один из них – с красной, глумливой и отечной физиономией – выступил из толпы, поднял, ухмыляясь, камень, размахнулся и швырнул его в незнакомца.

      Камень шлепнул лошадку по крупу, и та, испуганно заржав, задергалась на месте.

      Несколько мгновений, кроме ржания лошади, ничего не было слышно. Мужики словно оцепенели. А потом кто-то хрипло проревел:

      – Чего глядим-то, ребяты? А ну – бей его!

      Толпа загудела, дубинки поднялись, железные кистеньки заскрипели на цепках.

      – Вали! – гаркнул кто-то, и толпа, словно только и ждала этого сигнала, бросилась на всадника.

      Нервный юноша, казалось, не ожидал такого поворота – пару мгновений он просто таращился на несущуюся на него толпу разъяренных мужиков, и лишь когда брошенный камень просвистел у него над самым ухом, выхватил из ножен меч.

      Замелькали дубины, засвистели железные гирьки кистеней. В считаные мгновения незнакомец был сброшен