Рахиль. Андрей Геласимов

Очень похоже. У них, видимо, все спиртное, как скипидар. Потому что от хорошей жизни так не запляшешь.

      А еще у Володьки есть друг, который служил на флоте, и он рассказывал, что они так спасались от крыс. Подвешивали на веревке булку черного хлеба и спокойно спали всю ночь, пока крысы старались до нее допрыгнуть. Иначе, он говорил, запросто могли ухо отгрызть. Или нос.

      Так что этот способ мне лично показался вполне прикольным. К тому же Люся позанималась бы физкультурой. А то сидит дома почти без движения. Только на диван да с дивана.

      Но профессор сказал, что я дура и что вся эта книжка ему не подходит. А я ему ответила, что дом закрывается, ключ у меня, кто обзывается – сам на себя. И книжка ему подходит самым клевым на свете образом.

      Вот смотрите, ему говорю. Страница семьдесят пять. Состарившихся и больных львов прайд не защищает, а, наоборот, изгоняет. Одряхлевший лев, тощий и слабый, часто становится добычей гиен. Чувствуете, говорю – тощий и слабый? Никого не напоминает? Смотрим, что дальше. Таков бесславный конец владыки зверей.

      Он уставился на меня и говорит – ну и что?

      Я говорю – как что? Бесславный конец владыки зверей.

      Он говорит – ерунда. Все умирают.

      А я говорю – но не всех изгоняет собственный прайд. Люся ходит вам на постель, потому что она вас изгоняет. Теперь это ее территория.

      Он помолчал, а потом говорит – вот уж фигушки. Дай-ка мне сюда эту книгу.

      И я дала.

      Мы сидели молча минут десять. Он читал про своих львов, а я сталкивала Люсю с дивана.

      Потому что у нее стал вдруг очень задумчивый вид.

      В конце концов он говорит – действительно, все на свете проходит. Даже жизнь льва.

      Я говорю – а вы как хотели? Бесконечный праздник в джунглях?

      Он говорит – львы в джунглях не живут.

      Я говорю – а где они живут?

      Он помолчал и потом отвечает – в зоопарке на Баррикадной.

      А я говорю – ну да, только их там никогда не видно. Прячутся в своих норках. Им, наверное, неохота, чтобы на них смотрели.

      Он еще помолчал, вздохнул и говорит – никому неохота.

      А я думаю – ну, не знаю. Мне, например, нравится, когда на меня смотрят. Не в магазине, конечно. Где-нибудь в метро. Правда, из-за живота давно уже никто не оборачивается. Как отрезало.

      Зато и на кассе не обращают внимания.

      А профессор тем временем совсем загрустил. Сидит, мою книжку листает. Я думаю – ну да, все понятно. Листики, листочки, где вы, блин, те ночки. Интересно, когда он остановится? Потому что он ведь даже и не смотрел на все эти картинки, от которых я в книжном не могла оторваться. Просто перелистывал их одну за другой, как плохой Терминатор из второй части листает телефонный справочник. «Тугезу», наверное, свою вспоминал. Львиную охоту.

      Я говорю – что-то вы загрустили. Принести валидол?

      Он говорит – нет, не надо. Ты летку-енку танцевать умеешь?

      Я говорю – а что это?

      Он отвечает – танец такой. Вот так все