Самый большой подонок. Геннадий Васильевич Ерофеев

депрессию. Это был фирменный холод Тьмы и Пространства, которые на потеху себе рождают во Вселенной человека и, не успев родить, сразу же начинают убивать его, выполняя неизвестно кем установленное Правило Обычая, чья инфернальная энергия безостановочно вращает Колесо Бытия.

      Я поспешно затворил окно и тупо уставился на до тошноты знакомый пейзаж, вновь как ни в чём не бывало раскинувшийся за чисто вымытым стеклом.

      За спиной тихо чмокнул фиксатор двери. Я обернулся и увидел уже вкатившегося в палату на коротеньких ножках-хожнях Лапца, в крайнем раздражении заламывающего руки, а также стоящую за ним женщину, по виду медсестру, должно быть, приведённую им обработать мои ссадины, ушибы и синяки.

      – Никак, опять хочешь сделать ноги? – язвительно спросил Лапец, проходя в глубь комнаты. – Небось, уже и лестницу сплёл из простыней? – Он взглянул снизу вверх на рослую медсестру, ожидая реакции на грубоватую шутку. Так и не дождавшись рецензии на дешёвый юмор, сказал, помавая руками подобно огородному пугалу в ветренный день: – Знакомься, Лохмач: это Вомб Ютер. – Он приобнял женщину за плечи. – А это, Вомб, невоспитанный дурачок Ольгерт, – рука Лапца синусоидой заструилась в мою сторону. – В смысле, Лохмач.

      – Так! – произнесла Вомб Ютер таким тоном, что Лапец съёжился, а мне захотелось подчиняться ей как родной матери.

      Вомб была крупной женщиной средних по нашим понятиям лет, с миловидным лицом, с невероятно мощными, однако не портящими фигуру бёдрами, развитым высоким бюстом, вызывающим ассоциации с прибыльной молочной фермой, крепкими икрами и, судя по всему, ловкими и приученными к своему ремеслу руками, выставленными напоказ из коротких, доходящих едва до середины плеч рукавов традиционного белого халата. Шапочка отсутствовала, густые пышные волосы красиво обрамляли лицо, спокойное и уверенное. Лицо, я бы сказал, повидавшее всякое. Почему-то я посчитал, что так должна выглядеть акушерка.

      Несколько секунд царило молчание, в течение которых мы с Вомб с интересом рассматривали друг друга, потом Лапец залопотал:

      – Он буйный, Вомб. Постоянно думает о пистолете и о побеге. Я нейтрализую его не полностью. Добавит он нам хлопот, а?

      – Тяжёлый случай, – вроде бы согласилась медсестра, продолжая изучать моё разукрашенное фингалами лицо. – Ну-ка, садись на кушетку!

      Я отступил к топчану и уселся на белую простыню, а Лапец захватил в каждую из непомерных рук по табурету и угодливо подставил один их них под крутые ягодицы сестры, а на другой вскарабкался сам, смешно свесив не достающие до пола рахитичные ножки. Я испытывал некоторое смущение, поскольку навершие нестандартного пениса карлика продолжало высовываться из замызганных шортов, но сестра не обращала на такие пустяки никакого внимания. А меня эти двое вообще не стеснялись, ведя себя как с душевнобольным в психушке, то есть снисходительно и иронично, нарочито бестактно обмениваясь через мою голову