Опус номер девять ля мажор. Часть 1. Алёна. Александр Семенов

машинально поправила Алёна. Ещё Исаакиевский вижу, сама узнала…

      Карта затрепетала на ветру, рванулась на волю. Наталья громко, на вдохе ахнула. Алёна поймала лист и через мгновение удручённо поднесла к лицу оставшийся в пальцах уголок.

      – Блин! – Наташа с досады хлопнула себя по ноге. – Чужая, хоть бы в окно влетела кому… Нет, всё, за угол унесло. Что я за человек, всё неладно!

      Алёна, не решившись сдуть обрывок за перила, сунула его в карман. Почему-то здесь, на высоте, она вспомнила, что у неё тоже не всё ладно, хоть Наталья об этом пока не знает. Вот удивится, если сказать ей, что Алёна делала последние два дня перед заселением в общагу… Ничего не делала, просто ничего. Хмурая сидела у тёти Любы и гладила кошек. Ей казалось, что письма Сергея стали холоднее и суше. Почему Алёна так решила? Если бы он присылал живые письма, она бы сказала: по почерку. Но и с электронными было что-то не то, она и хотела ошибиться, да не могла. Алёна, читая их, представляла Серёжкин голос, будто он всё это произносит, – и какие-то едва уловимые интонации в нём изменилось. Или что-то изменилось в ней. А когда она в те же дни позвонила ему с почты, не застала дома. И плакала ночью – точно как тогда, в самолёте, только небо за окном было бледно-серым, и мама далеко, и ещё этот кошачий запах…

      Теперь, стоя над городом, Алёна вдруг поняла, в чём суть этой перемены. Раньше она отвечала Сергею, а теперь – он ей, только и всего. Он добросовестно, не халтуря, отвечает… но почему-то это неприятно. И неправильно.

      – Ты чего так загрузилась? – тронув её, спросила Наташа. – Из-за карты, что ли? Да ладно тебе, новую куплю, и всё.

      – Смотри, там ещё Спас-на Крови, – ответила Алёна. – Тебе стена закрывает, я из угла вижу. Мы с мамой там гуляли, покупали зенитовские футболки брату и племянникам.

      – Сейчас поглядим, – Наталья высунулась за ограждение и вытянула шею, рукой придерживая кофту на пояснице. – Классно! Ух ты, какой ветер!.. Осторожно, вылезаю, – и она, как-то хитро извернувшись, оказалась лицом к Алёне – румяная, с круглыми от восторга глазами и слезинкой на щеке. – Обалденно, вообще!

      – Пусти-ка. – Алёна отстранила её и навалилась боком на холодные перила. Разноцветный Спас казался ей красивей всех соборов – и своей нарядностью, и тем, что чувство высоты притупилось не до конца, кружило голову и покалывало в солнечном сплетении…

      – Алёнка, слышь! – сказала Наташа и взяла её за локоть. Алёна вскрикнула и обеими руками вцепилась в прутья. Оглянулась, через плечо увидела растерянное лицо соседки.

      – Алёна… – виновато произнесла Наташа. – Ты испугалась… Ну, прости, пожалуйста, я только хотела узнать…

      – Дура, что ли! – через силу выдохнула Алёна, выскочила на лестницу и побежала вниз.

      На лестнице тусовалась компания из тех, что курят не табак и время от времени оставляют в углах пустые шприцы. Алёна уже знала, что здесь есть такие, и держалась от них подальше, объезжала на лифте, обходила за несколько коридоров – скорее из брезгливости, чем из страха.