Пригоршня тьмы. Алексей Атеев

гордость. – Обычная история: гинекологов и за людей не считают. Конечно, у нас работенка грязноватая, не то что молоточком перед носом вертеть.

      – Не злись, – засмеялась Касьянова, – давай не будем насчет грязной работы. Я бы хотела, – серьезно продолжала она, – поизучать Машу, так сказать, в домашней обстановке, пообщаться с ней один на один, без посторонних.

      – Это я-то посторонняя? – снова обиделась Марта.

      – С девочкой у меня уже, кажется, контакт установлен, – сказала Галина, не обращая внимания на реакцию подруги, – необходимо его развить.

      – Да приходи к нам в любое время, – отозвалась Марта.

      – Я, конечно, приду, – Галина задумчиво вертела в руке молоточек, – но было бы неплохо, если бы мы общались вне дома, скажем, погуляли бы в парке. Я бы смогла осторожно ее расспросить, а дома, знаешь ли, не та обстановка.

      – Я не возражаю, но умеешь ли ты ладить с детьми, ведь своих, насколько я знаю, у тебя нет?

      Галина промолчала, но по тому, как лицо подруги внезапно стало напряженным, Марта поняла, что сморозила бестактность.

      – Извини, Галка, – тихо произнесла она, – я просто дура и очень волнуюсь.

      – А пока сдайте анализы, – суховато сказала Касьянова, – сейчас выпишу направление.

      В этот момент вернулась Маша, чувствовалось, что ей надоело пребывание среди странных рисунков.

      – Мама, скоро мы домой пойдем? – нетерпеливо спросила она.

      – Ты не возражаешь, если мы с тобой еще увидимся? – спросила у девочки Галина.

      – Здесь?

      – Нет, я к вам в гости приду.

      – Приходите, – сказала Маша без особого восторга, – я вам своих кукол покажу.

      – Интересны ей твои куклы, – фыркнула Марта, забирая направления.

      Они распрощались и покинули кабинет, а Галина долго еще сидела, уставившись в одну точку. Перед глазами стояла Маша: точеная фигурка, капризное кукольное личико. Острая тоска захлестнула сердце.

      «Какая же я идиотка, – грустно думала она, – это меня надо было вовремя лечить от глупости и самомнения. Ну чем я хуже этой Марты?! Но у нее есть дочь, а у меня нет. Вот и живу, как сухая ветка. Скриплю потихоньку, а что толку?»

      Она вскочила, сорвала со стены рисунок с голой женщиной и стала яростно его рвать. Однако через минуту рассудок взял верх.

      «Что-то ты, мать, распускаться стала, – сказала она себе. – Нервишки сдают. Опасное состояние».

      Некоторое время она стояла среди обрывков бумаги, устилающих пол, потом медленно начала их собирать.

      Почему-то она все не решалась зайти к своей новой пациентке, хотя Марта оставила адрес. Что было причиной? Нежелание бередить свои раны или некоторое отчуждение, снова возникшее между ней и Мартой? Но через три дня мать и дочь Глиномесовы появились снова.

      Едва Галина увидела девочку, как волна острой болезненной нежности накатила на нее. Она и сама не ожидала от себя такой реакции.

      – Вот наши анализы, – сказала Марта и достала из сумочки кучу бумажек.

      Маша