За святую Русь! Фельдъегерь против нашествия Батыя (сборник). Юрий Корчевский

полудня он услышал женский крик, внезапно оборвавшийся. И столько в нём безнадёги было, что сердце скребануло. Так кричат в беде, но когда помощи не ждут.

      Алексей остановился, стал по сторонам смотреть, но дорога была пустынной. Вокруг – только небольшие поля с уже убранным урожаем.

      Метрах в ста с небольшим овин стоял, похоже, оттуда крик донёсся.

      Алексей повернул лошадку и ударил в бока каблуками сапог. Плёткой он не пользовался – даже не имел её, лошадка разумной оказалась.

      Пока лошадь рысью летела к овину, он проверил, легко ли сабля из ножен выходит – всяко может случиться.

      Лошадь ещё остановиться не успела, как он спрыгнул и бросился к дверям овина, из глубины которого была отчётливо слышна возня.

      Алексей распахнул деревянную дверь. Полусумрак – в овине окон нет, только через распахнутый дверной проём свет и льётся. На копне сена девушка лет семнадцати в разорванной одежде, на ней – мужик со спущенными портками тощим задом двигает. Второй, тоже явно селянин, у девчонки обе руки держит, за голову заломил.

      Алексей выхватил саблю и плашмя ударил ею по голому заду. Сильно ударил, не жалея.

      Насильник взвыл от неожиданности и боли, вскочил, запутался в спущенных ниже колена портках и упал.

      Второй сразу понял – пахнет жареным, большими неприятностями. Он кинулся к двери, но Алексей успел подставить ему ногу, и мужик с размаху грохнулся об пол. Не давая ему подняться, Алексей стал его пинать, буквально перекатывая ногами по земле.

      Первый, получивший по заду, успел подтянуть портки и бочком-бочком, вдоль стены направился к выходу.

      Краем глаза Алексей заметил движение, прыгнул в сторону, приставил к шее саблю и упёрся её остриём в кадык мужика.

      – Почто беспредел творите?

      Однако мужик, чувствуя на шее остриё железа, боялся говорить.

      Алексей давление ослабил:

      – Будешь молчать – язык отрежу.

      – Так приблудная девка-то, ничья! Ты на харю её посмотри!

      «Харями» на Руси называли раскрашенные лубочные маски, надевавшиеся на праздники вроде Масленицы или Ивана Купалы – больше празднества языческие. Потом «харей» стали называть лица страшноватые, обезображенные оспой или травмами.

      Алексей повернулся к девушке. Разорванная в клочья понёва, сарафан и нательная рубаха не скрывали наготы. Фигура была просто восхитительная: полумячики грудей, точёная талия, широкие бёдра. Но вот лицо! Левая его половина была в ужасных рубцах, какие бывают только после ожогов. Правая выглядела вполне симпатично.

      – Насильничали? – спросил Алексей.

      Дураку понятно, чем мужики занимались, но он хотел услышать подтверждение.

      Девица кивнула. Она уже села и, беззвучно плача, пыталась прикрыть наготу обрывками одежды.

      За изнасилование на Руси полагалась суровая вира в доход князя и битьё батогами с вырыванием ноздрей.

      – Снимай зипун! – приказал Алексей тому, кто держал девушку