Лучшие повести и рассказы о любви в одном томе. Александр Сергеевич Пушкин

спутника – и вдруг рассмеялся.

      – Чему ты? – спросил тот, старательно отдирая своими короткими белыми ногтями кожу с апельсина.

      – Чему? – повторил Санин. – Да нашему с тобой путешествию.

      – А что? – переспросил Полозов, пропуская в рот один из тех продольных ломтиков, на которые распадается мясо апельсина.

      – Очень оно уже странно. Вчера я, признаться, так же мало думал о тебе, как о китайском императоре, а сегодня я еду с тобой продавать мое имение твоей жене, о которой тоже не имею малейшего понятия.

      – Всяко бывает, – отвечал Полозов. – Ты только поживи подольше – всего насмотришься. Например, можешь ты себе представить меня подъезжающим на ординарцы? А я подъезжал; а великий князь Михаил Павлович скомандовал: «Рысью, рысью этого толстого корнета! Прибавь рыси!»

      Санин почесал у себя за ухом.

      – Скажи мне, пожалуйста, Ипполит Сидорыч, какова твоя жена? Нрав у ней каков? Мне ведь это нужно знать.

      – Ему хорошо командовать: «рысью!» – с внезапной запальчивостью подхватил Полозов, – а мне-то… мне-то каково? Я и подумал: возьмите вы себе ваши чины да эполеты – ну их с богом! Да… ты о жене спрашивал? Что – жена? Человек, как все. Пальца ей в рот не клади – она этого не любит. Главное – говори побольше… чтобы посмеяться было над чем. Про любовь свою расскажи, что ли… да позабавней, знаешь.

      – Как позабавней?

      – Да так же. Ведь ты мне сказывал, что влюблен, жениться хочешь. Ну вот, ты это и опиши.

      Санин обиделся.

      – Что же в этом ты находишь смешного?

      Полозов только глазами повел. Сок от апельсина тек по его подбородку.

      – Это твоя жена тебя во Франкфурт за покупками посылала? – спросил Санин спустя немного времени.

      – Она самая.

      – Какие же это покупки?

      – Известно: игрушки.

      – Игрушки? разве у тебя есть дети?

      Полозов даже посторонился от Санина.

      – Вона! С какой стати у меня будут дети? Женские колифишэ…[68] Уборы. По части туалета.

      – Ты разве в этом толк знаешь?

      – Знаю.

      – Как же ты мне говорил, что ни во что женино не входишь?

      – В другое не вхожу. А это… ничего. От скуки – можно. Да и жена вкусу моему верит. Я ж и торговаться лих.

      Полозов начинал говорить отрывисто; он уже устал.

      – И очень жена твоя богата?

      – Богата-то богата. Только больше для себя.

      – Однако, кажется, и ты пожаловаться не можешь?

      – На то я муж. Еще бы мне не пользоваться! И полезный же я ей человек! Ей со мной – лафа! Я – удобный!

      Полозов утер лицо фуляром и тяжело фукнул: «Пощади, дескать; не заставляй еще произносить слова. Видишь, как оно мне трудно».

      Санин оставил его в покое и снова погрузился в размышления.

* * *

      Гостиница в Висбадене, перед которой остановилась карета, уже прямо смахивала на дворец. Колокольчики немедленно зазвонили в ее

68

Безделушки (фр.: colifichet).