В мгновенье ока (сборник). Рэй Брэдбери

из-за тебя влипли.

      Белла замерла. Где же, недоумевала она, я слышала этот голос, причем тысячу раз!

      – Ау! – окликнула она.

      Отсчитывая ступеньки, Белла двинулась вниз, но вскоре остановилась.

      И никого не увидела.

      Тут ее пробрал холод. Незнакомцам просто некуда было деться. Склон шел круто вниз и круто вверх, а они волокли тяжелое, громоздкое пианино, ведь так?

      «С чего я взяла, что это пианино? – удивилась она. – Я ведь только слышала звук. Однако сомнений нет, это пианино. Причем в ящике!»

      Она медленно развернулась и пошла наверх, преодолевая ступень за ступенью, медленно-медленно; голоса тут же зазвучали вновь, будто только и ждали, чтобы она убралась восвояси после того, как их спугнула.

      – Ты что, спятил? – негодовал один.

      – Да я хотел… – начал другой.

      – На меня толкай! – закричал первый.

      «А второй-то голос, – подумала Белла, – он ведь мне тоже знаком. И я даже знаю, что сейчас последует!»

      – Эй, ты, – сказало ночное эхо далеко внизу, – не отлынивай!

      – Так оно и есть!

      Белла закрыла глаза, откашлялась и едва не упала, присаживаясь на ступеньку, чтобы отдышаться; перед ее мысленным взором проносились черно-белые картины. Почему-то ей привиделся 1929 год: она сама, еще девочкой, сидит в кино, в первом ряду, а высоко над головой мелькают светлые и темные кадры, она замирает, потом смеется, потом опять замирает и опять смеется.

      Она открыла глаза. Где-то внизу перекликались все те же голоса, скрежетал груз, в ночи разносилось эхо, незнакомцы выходили из себя и сталкивались шляпами-котелками.

      Зелда, подумала Белла Уинтерс. Надо позвонить Зелде. Она знает все. Кто, как не она, объяснит мне, что происходит. Зелда, и никто другой!

      Вернувшись в дом, она набрала 3, потом Е, потом Л, Д, А и только тут сообразила, что делает не то; пришлось начать сначала. Телефон звонил очень долго, пока ей не ответил досадливый спросонья голос Зелды, жившей на полпути к центру Лос-Анджелеса.

      – Зелда, это я, Белла!

      – Сэм умер?

      – Нет, что ты, мне прямо дурно стало…

      – Ах, тебе дурно?

      – Зелда, ты, наверно, решила, что я схожу с ума, но…

      – Ну, сходишь с ума, а дальше что?

      – Зелда, в прежние времена, когда в окрестностях Л.-А. снимали кино, натурные съемки проходили прямо здесь, в самых разных местах, так ведь? В калифорнийской Венеции, в Оушен-парке…

      – Чаплин снимался именно там, и Лэнгдон, и Гарольд Ллойд^{27}.

      – А Лорел и Гарди?

      – Что?

      – Лорел и Гарди – у них были натурные съемки?

      – А как же, в Палмсе – они частенько снимались в Палмсе, и на Мейн-стрит в Калвер-Сити, и на Эффи-стрит.

      – На Эффи-стрит?

      – Белла, разве можно так орать?

      – Ты сказала, на Эффи-стрит?

      – Ну да. Помилуй, сейчас три часа ночи!

      – На самом верху Эффи-стрит?

      – Совершенно верно – там, где лестница. Известное место. Там еще Гарди убегал от музыкального ящика, который в конце концов его догнал и перегнал