В мгновенье ока (сборник). Рэй Брэдбери

ода «Она»^{2} – высокий, поджарый красавец со зловещим, конечно же орлиным профилем.

      В фильме «Она» этот великолепный злодей шевелил костлявыми пальцами, извергал проклятия, вызывал желто-зеленое пламя, лишал жизни рабов и насылал на мир землетрясения.

      После этого, уже «на свободе», он разъезжал в трамвае по Голливудскому бульвару, невозмутимый, словно мумия, и безмолвный, как одинокий телеграфный столб.

      О чем это я? Ах да!

      Для меня это был третий сеанс. В то утро психиатр позвонил мне сам и завопил:

      – Дуглас, черт тебя дери, сукин сын, ты собираешься на кушетку или нет?

      Имелось в виду не что иное, как ложе позора и унижения, на котором я корчился от предполагаемого комплекса еврейской вины и северо-баптистского стресса, тогда как психоаналитик время от времени бормотал себе под нос: «Махровый бред!», или «Идиотизм!», или «Убить тебя мало!»

      Как видите, Густав фон Зайфертиц был весьма необычным специалистом по минным полям. По минным полям? Да-да. Твои проблемы – это минные поля у тебя в голове. Шагай по ним вперед! Военно-шоковая терапия, как он сам однажды выразился, с трудом подбирая слова.

      – Блицкриг? – подсказал я.

      – Ja! – отозвался он с акульей ухмылкой. – Точно!

      Итак, я в третий раз посетил его своеобразный, обитый металлом кабинет с округлой дверью, запиравшейся на немыслимую систему замков. Я брел, пошатываясь, над темной пучиной и вдруг почувствовал, как доктор окаменел у меня за спиной. Словно в предсмертной судороге, он втянул в себя воздух и тут же выдохнул его с таким воплем, от которого у меня волосы поседели и встали дыбом:

      – Погружение! Погружение!

      Я погрузился.

      Опасаясь, что кабинет вот-вот столкнется с гигантским айсбергом, я скатился на пол, чтобы в случае чего забиться под кушетку на львиных лапах.

      – Погружение! – выкрикнул старикан.

      – Погружение? – шепотом переспросил я, глядя снизу вверх.

      И увидел, как надо мной поднимается, исчезая в потолке, перископ субмарины, поблескивающий надраенной медью.

      Густав фон Зайфертиц словно не видел ни меня, ни потертой кожаной кушетки, ни исчезнувшего медного агрегата. Совершенно хладнокровно, как Конрад Вейдт в «Касабланке»^{3} или Эрих фон Штрохайм, дворецкий в «Сансет-бульваре»^{4}… он… закурил сигарету, и в воздухе зазмеились каллиграфические письмена (его инициалы?).

      – Итак, ты сказал?.. – произнес он.

      – Нет, – возразил я с пола, – это вы сказали. Погружение?

      – Я такого не говорил, – фыркнул он.

      – Извините, но вы ясно сказали: погружение!

      – Не может быть. – Изо рта у него снова вырвалась пара затейливых струек дыма. – У тебя галлюцинации. Почему ты уставился в потолок?

      – Да потому, – ответил я, – что в потолке пробит люк, если, конечно, это не очередная галлюцинация, а за ним спрятан девятифутовый медный перископ немецкой фирмы «Лейка»!

      – Послушать только, что несет этот юнец, – процедил фон Зайфертиц, обращаясь к своему альтер эго^{5}, которое неизменно присутствовало на его сеансах в качестве третьего участника. Как только доктор переставал обливать меня презрением, он принимался бросать ремарки себе самому. – Сколько порций мартини ты влил в себя за обедом?

      – А вот этого не надо, фон Зайфертиц. Я пока еще не путаю сексуальные фантазии с перископом. Ровно минуту назад потолок заглотил длинную медную трубку, верно?!

      Фон Зайфертиц взглянул на свои огромные часы весом с фунт, понял, что обязан уделить мне еще полчаса, со вздохом бросил сигарету на пол и затоптал начищенным ботинком, а потом щелкнул каблуками.

      Вам доводилось слышать звук мяча, отбиваемого настоящим профи, таким, например, как Джек Никлаус^{6}? Бамм! Ручная граната!

      Именно такой звук издали штиблеты моего германского друга, когда он щелкнул каблуками в знак приветствия.

      Кр-р-рак!

      – Густав Маннергейм Аушлиц фон Зайфертиц, барон Вольдштайн, к вашим услугам! – Он понизил голос. – Unterdersea-лодка^{7}…

      Я думал, он скажет «Doktor». Но нет:

      – Unterdersea-лодка; командир.

      Собрав последние силы, я поднялся с пола.

      Еще раз Кр-р-рак! – и…

      Перископ как ни в чем не бывало заскользил с потолка вниз; такой безупречной фрейдистской сигары я не видел ни до, ни после.

      – Такого не бывает, – вырвалось у меня.

      – Я тебе когда-нибудь лгал?

      – Сто раз!

      – Ну уж, – он повел плечами, – разве что самую малость, для пользы дела.

      Шагнув к перископу, он рывком опустил две рукояти, зажмурил один глаз, другим жадно припал