13 несчастий Геракла. Дарья Донцова

делал вид, что не замечает шизофренического раздвоения личности супруги. Он сумел организовать ее выставку. Глафира продала пару полотен и почувствовала себя счастливой.

      Психиатры только качали головами.

      – Кто бы мог подумать, – не удержался однажды профессор Кох, наблюдавший Глафиру, – ведь процесс необратимый, а ваша жена прямо переродилась.

      Услыхав эти недоуменные слова светила, суеверный Петр Фадеевич сплюнул и перекрестился: он очень боялся, что супругу сглазят.

      В течение пяти лет Глафира казалась совершенно нормальной, может, чуть слишком экзальтированной дамой, но потом неожиданно случилось несчастье. Ровно полгода Глафира писала свой портрет, однажды утром она мрачно сообщила мужу:

      – Картина закончена.

      – Ну-ка, – засуетился Петр Фадеевич, – покажи мне ее скорей!

      Жена провела его к себе. Петр Фадеевич принялся нахваливать автопортрет супруги в роскошном сером платье. Когда фонтан восторженных слов иссяк, художница сурово заявила:

      – Теперь я вижу: вещь недописана!

      – Что ты, душечка, – залебезил несчастный Петр Фадеевич, – потрясающее полотно, лучшая твоя работа, многие умерли, не создав ничего подобного.

      – Значит, полагаешь, я могу со спокойной душой сойти в могилу? – криво усмехнулась жена.

      – Ну и ерунда взбрела тебе в голову! – испугался муж.

      Внезапно Глафира встала, схватила кисть, окунула ее в алую краску и поставила на холст пятно.

      – Что ты делаешь! – воскликнул Петр Фадеевич. – Надо немедленно стереть!

      – Пусть будет так! – отчеканила Глафира. – Теперь сходство полное!

      Петр Фадеевич только хлопал глазами, потом он увидел, что жена пришла в хорошее настроение, и тоже повеселел. Вечер провели чудесно, играли в карты и даже выпили вина. Петр Фадеевич лег спать счастливым человеком.

      Утром он нашел жену возле злополучного автопортрета мертвой, одетой в роскошное бальное платье серого цвета с воланчиками, рюшечками и кружавчиками. Но самое странное было то, что в шее трупа, чуть повыше ключиц, там, где на портрете виднелось красное пятно, торчали ножницы. Глафира покончила с собой самым ужасным способом.

      Петр Фадеевич сам едва не рехнулся, поняв, что жена задумала лишить себя жизни вчера, в тот момент, когда решила «дописать» портрет.

      Глафиру Анисимовну похоронили. Ее картины остались висеть на стенах, и Сережа вырос в полной уверенности, что его мать гениальная живописица. Сам он тоже баловался красками и до сих пор в редкие минуты отдыха становился к мольберту.

      – Понятно теперь, почему в доме нет никаких картин, кроме этих? – спросила Лариса.

      Я кивнул:

      – В общем, да. Очевидно, у Сергея Петровича просто железные нервы!

      – Отчего вы пришли к такому выводу? – изумилась экономка.

      – Ну я бы не хотел повесить у себя в доме портрет с такой мрачной историей. И это жуткое пятно! Оно совершенно не потемнело от времени!

      –