Остров Русь 2, или Принцесса Леокады. Юлий Буркин

Как я сам не додумался, коллега! Нужно тупо петь ее песни! Такого никто безнаказанно не оставит.

      – Ее песни?! – скривился Стас. – Мы – ее песни?!

      Издевательски вихляя тазом, он заголосил на музыку «Кис-кис, брысь»:

      Милый, милый, милый,

      Зацелуй меня,

      Милый, милый, от тебя —

      Я млею как свинья!..

      Он остановился, и в комнате повисла напряженная тишина. Наконец, ее прервала прима, прошептав:

      – Гениально.

      – То, что нужно, – тихо подтвердил Грелкин и смачно щелкнул пальцами.

      – Записано! – сообщил Перескоков, помахав телефоном.

      – Придумал! – заявил носатый.

      – Ну, что ты еще придумал? – уставился на него Шпулькин.

      – Я придумал, какой гадости подпустить, чтобы уж наверняка.

      – Ну? – обернулась к нему прима.

      – Тема энуреза, – зловеще произнес тот.

      – О! – даже на миг не задумавшись, блаженно закатил глаза Перескоков. – Вот что значит профессионализм. В десятку! Нельзя насилие и секс – пусть демонстрируют на сцене волеизлияние и мочеиспускание!

      – И призывают к этому зрителей, – прозорливо кивая, добавила прима.

      Внезапно глаза Перескокова округлились, и он вдохновенно промолвил:

      – Борьба добра со злом. Хит всех времен и народов «Ночной позор»...

      Тут только мы со Стасом осознали, что нелепая шутка заходит слишком далеко. Переглянувшись, мы заорали хором:

      – Мы не будем мочиться на сцене!

      Акулы шоу-бизнеса глянули на нас так, словно это пищали комары, и прима сказала Перескокову:

      – Веня, ты пока уведи ребятишек.

      – Все-все-все, мальчики, – вскочил продюсер, схватил нас за руки и куда-то поволок. – Вам спать пора, набираться сил надо, впереди большие свершения. А нам нужно делом заняться: подготовить репертуар, расписать гастрольный план, зарядить поэтов и аранжировщиков, договориться по поводу транспорта, организовать фанатов...

      – Мы не будем делать этого на сцене! – твердо сказал я, остановившись перед дверью.

      – Завтра, завтра поговорим, – ласково сказал Перескоков, впихивая нас в спальню, и захлопнул у нас перед носом дверь.

      ...Проснулся я от того, что в мобильном заверещал будильник. Первой мыслью было, как мне неохота переться в школу. Но миг спустя я осознал, что нахожусь не дома и никакая школа мне не грозит. Я лежал одетым и обутым на очень шикарной и мягкой трехспальной кровати с балдахином.

      Рядом со мной, завладев единственным одеялом, безмятежно сопел укутавшийся почти с головой Стас. Вчера он не удержался и сделал по глоточку из нескольких красивых бутылочек, которые мы обнаружили у Перескокова в баре.

      – Эй, – толкнул я его ногой. – Вставай, армахет[3]!

      Он резко сел, осоловело осмотрелся и сказал:

      – Интересно, кстати, нас завтраком кормить будут?

      За что я люблю своего брата, так это за здоровый взгляд на жизнь.

      – Мне

3

Пьяница (возм., др.-египт.).