Жена-девочка. Майн Рид

и обычно малоприятной причины. Я сделаю все, чтобы его опозорить. Он уже был на грани позора, как я слышал.

      Он, конечно, будет драться на дуэли. Он не был бы Диком Свинтоном, если бы сам затеял поединок – я достаточно хорошо знаю этого пройдоху. Но я не оставил ему никакого шанса выкрутиться. Удар перчаткой по лицу, не говоря уж об угрозе плюнуть ему в лицо – при свидетельстве двух странных джентльменов! Если он не законченный трус, он не осмелится оставить все это без ответа.

      Конечно, он вызовет меня, и что я буду после этого делать? Трое или четверо товарищей, с которыми я успел наладить хорошие отношения – все они не друзья мне, ни один из них. Кроме того, разве кто-нибудь обязан заботиться обо мне после такого недолгого знакомства?

      Что же мне делать? Телеграфировать графу? – продолжил он размышлять после паузы. – Он сейчас в Нью-Йорке, я знаю, и я уверен, что он без промедления пришел бы мне на помощь. Это только бы восхитило его, старого рубаку, – теперь, когда мексиканская кампания завершилась, он рад был бы снова обнажить свой справедливый меч. Входите! Кто это бесцеремонно стучит в дверь честного джентльмена в столь поздний час?»

      Еще не было и пяти часов утра. За окнами гостиницы можно было услышать стук колес экипажей, которые развозили по домам последних возвращающихся с бала гуляк.

      – Навряд ли Свинтон послал своего эмиссара в такой час. Входите! За открывшейся дверью показался ночной портье, работник гостиницы.

      – Ну, что вам угодно, мой дорогой?

      – Один джентльмен желает видеть вас, сэр.

      – Приведите его!

      – Он просил меня, сэр, передать вам свои извинения за то, что потревожил в столь ранний час. Потревожил только потому, что у него к вам очень важное дело.

      – Что за вздор! С чего это он говорит в таком духе? Друг Дика Свинтона более деликатный джентльмен, чем он сам?

      Последняя реплика была сказана тихо и не предназначалась служащему гостиницы.

      – Он сказал, сэр, – продолжил портье, – что прибыл пароходом…

      – Пароходом?

      – Да, сэр, пароходом из Нью-Йорка. Он прибыл только что.

      – Да-да, я слышал гудок парохода. Ну, дальше?

      – Тот, кто прибыл пароходом, – он думал… он думал…

      – Черт побери! Любезный, не надо утруждать себя, передавая мне чужие мысли. Где он? Проведите его ко мне, и пускай он выскажется сам.

      – Из Нью-Йорка? – продолжил Майнард после того, как швейцар удалился. – Кто же мог пожаловать ко мне оттуда? И что за важное дело, ради которого будят человека в половине пятого утра? – ведь он, наверное, полагал, что я сплю. На его счастье, я не в постели. Или столица Британской империи горит, и Фернандо Вуд, подобно Нерону, веселится на его руинах? Ба! Розенвельд!

      – Майнард!

      Они обменялись приветствием, по которому можно было понять, что они долго не виделись. Друзья обнялись – их пылкая давняя дружба не ограничилась простым рукопожатием. Оба – активные участники недавней мексиканской кампании, воевали бок о бок, немало пережили под градом пуль в нелегких сражениях.