Ольга Седакова: стихи, смыслы, прочтения. Сборник научных статей. Сборник статей

мне в скале гореть?

      доколе будет смерть гудеть?

      и с искрами свистеть, взлетая,

      земля, от крови золотая?

      и все, что было, будет впредь…

(1: 254)

      Или Лициний в стихотворении «Лицинию» из той же книги, который должен дать ответ: «Кто живет, расскажи мне, Лициний, // в золотой середине свечи, чтоб она и в конце улыбалась?» (1: 425). Или женщина из стихотворения «Весна» (1: 262), которой «светили, писали и летали» приметы появляющегося весеннего солнца, окруженного разными случайными подробностями и «нежной попрошайкой лазурью», женщина, которая посылает и забирает обратно свое приглашение гостю, женщина, которой хватишься, а ее уж «нигде не видно». Куда она исчезла? Поистине, ничто не потеряно до конца, и грех поддается очищению, материя – метаморфозе, молчание – песне.

      Цикл «Стелы и надписи» (1982) посвящен подруге Ольги Седаковой Нине Брагинской, исследователю античной литературы: стихотворения этого цикла размышляют об античных надгробиях и эпитафиях, призывают их таинственные души. Одно из стихотворений – «Женская фигура» – описывает, скорее всего, старуху, стоящую возле тополя:

      Отвернувшись,

      в широком большом покрывале

      стоит она. Кажется, тополь

      рядом с ней.

      Это кажется. Тополя нет.

      Да она бы сама охотно в него превратилась

      по примеру преданья…

(1: 297)

      В одном из следующих стихотворений – «Надпись» – поэт обращается к своему другу напрямую, кажется, что они вместе идут на прогулку. Но движение этой прогулки, как и движение стихотворения, отклоняется от прямой линии, обращается само на себя, потому что эта прогулка снится, потому что «здравствуй» поравнялось с «прощай» и произносится в миг расставания, потому что Земля круглая, а все дороги начертаны вдоль нее и ею. (И прямая становится кругом.)

      Нина, во сне ли, в уме ли, какой-то старинной дорогой

      шли мы однажды, как мне показалось, вдоль многих

      белых, сглаженных плит.

      – Не Аппиева, так другая, —

      ты мне сказала, – это неважно. У их городов

      мало ли было дорог,

      которые к гробу от гроба

      переходили.

      – Здравствуй! – слышали мы, —

      здравствуй! (мы знаем, это любимое слово прощанья).

      Здравствуй! как ясно ты смотришь на милую землю.

      Остановись: я гляжу глазами огромней земли.

      Только отсутствие смотрит. Только невидимый видит.

      Так скорее иди: я обгоняю тебя.

(1: 302)

      Как написал однажды Пушкин, «это уж не ново, это было уж сказано» – вот одно из самых обыкновенных обвинений критики. , все понятия выражены и повторены в течение столетий – что же из этого следует? Что дух человеческий уже ничего нового не производит? Нет, не станем на него клеветать: разум неистощим в соображении понятий, как язык неистощим в соединении слов»[95]. Поэт стазиса, или состояния подвижного покоя, отвергает иллюзию новизны.

95

Пушкин А.С. Об обязанностях человека. Сочинение Сильвио Пеллико // Пушкин А.C. Собр. соч.: В 10 т. М.: ГИХЛ, 1959–1962. Т. 7. С. 323–324.