Матушка. Анатолий Гармаев

высокопоставленному роду существ. «Знаем кое-что, и если обсудить что возьмемся, сумеем обсудить, и дела свои ведем не наобум, и не без такту, как другие. Так иные прельщаются душевными своими совершенствами. Другие выставляют вперед тело – силу, красоту, род». Матушка выставляет свою принадлежность батюшке. Она может с прихожанами разговаривать буквально такими словами: «Ты знаешь, с кем ты разговариваешь? Как ты смеешь со мною так говорить? Ты знаешь, кто я такая?!» «Те и другие, – заключает свт. Феофан, – тем резче ослепляются, чем выше мы стоим над всеми в окружающей нас среде».

      в) «Мы не так еще худы». Это кичливость всем внешним. Жизнь напоказ и довольство в этом собою. Свт. Феофан называет эту установку самым густым мраком покрова самообольщения – благовидность внешнего поведения и внешних отношений. «Внешнее не ценно без внутреннего, – пишет он. – Внешняя исправность поведения – листья; внутренние добрые расположения – плод. Каков ты в сердце, таков ты пред Лицем Господа. Если ты горд в сердце, то как ни смиренничай наружно, все Господь видит тебя гордым. А суд других – обманчивая лесть. Другие не знают нас, а относятся к нам хорошо, или предполагая нас добрыми, или подчиняясь закону приличия»9.

      г) «Будто я одна такая». Вон и та такая же, и другая, да все, кого знаю, так и живут. Если я плохая, так они еще хуже меня. «Ослепляем себя обычностью греха вокруг нас. Уясни же себе, что множество грешащих не избавляет от ответственности (ни тебя, ни их). Бог не смотрит на число. Хоть все согреши, всех и накажет. Уверь себя, что христианство твое ни во что, если ты худа, что совершенства твои больше обличают, чем оправдывают тебя, что исправность твоя внешняя есть лицедейство Богоненавистное при неисправности сердца»10.

      Очень тяжел для преодоления следующий сердечный покров нечувствия. В него матушка может погрузиться незаметно, не обратив на это внимания, так как все другие жизненные события захватят, увлекут собою. Роды, маленький ребенок, неустроенность быта, заботы домашние, хозяйственные – все может поглотить с головой. Не заметит, как пройдет месяц-три и полгода без исповеди, без причастия, без наставления духовного, без общения с людьми церковными. И уж когда совсем занемеет сердце, когда черствость его начнет быть слышна, тогда что-то забезпокоится в сознании, а все будет недосуг, или сил повернуться к Богу не будет уже хватать. Потом, наконец, вырвется, исповедуется, причастится, оправдается, утешится – и опять в спячку. Дела, заботы, дом, дети.

      В этот период тихо, сначала неприметно, потом все более явно, всплывет в сердце какое-нибудь светское желание: то помузицировать, то книжку какую-нибудь художественную прочесть, то пообщаться с кем-нибудь из старых светских знакомых. Вроде захочется порисовать, или пошить. Но как-то особо, в сласть душевную, в отдохновение. Пройдет год, два – и потянет оглядеться в светском мире. Вспомнится, что нет светского образования, или оно было не закончено, и матушка попросится