Время жизни. Роман Корнеев

огорчать… так не огорчай, бестолочь.

      Плевок полетел куда-то под ноги, забился в пыль и исчез. Самому бы так исчезнуть. Чтобы никого не видеть.

      На пищефабрику он явился с получасовым запасом, из его смены никого не было, но грозная фигура Остина уже привычно торчала за прозрачным пластиком наверху. Миджер махнул тому рукой, не удостоившись в ответ и намёка на внимание. Попробуй опоздать – вот тогда получишь в полной мере.

      Чаны конвекторов шеренгами шагали куда-то в полутьму цеха, пахло кислятиной и пролитыми реагентами. Ночная смена постаралась. Начнём с уборки, заодно развеемся. Хищный оскал раструба самоходной уборочной установки громко завыл, но двигалась та медленно и отчаянно скрежетала. Тяни-толкай, а что поделаешь, тратить ресурсы на автоматы поддержки считалось неверным, убирали всё больше просто – руками. Человек живёт и размножается почти что сам, дай ему воздух, пищу и тепло. Хотя, пищу он умеет и выращивать, не так ли?

      Бормоча что-то себе под нос, Миджер подкатил уродливое устройство к подозрительно темневшему на покрытии пятну. Так и есть, хищная субстанция грибковой колонии уже забралась втихаря по стенке чана, поближе к дармовым источникам пищи. Бестолочи. Миджер подхватил тяжеленный раструб и принялся рывками отхватывать сразу целые шматы розового студня. Вот сколько биомассы пропало по вашей милости. А ведь ещё полчаса – протухло бы, дезинфицируй потом всё помещение. И хоть бы кто его за старания похвалил – твоя работа, ты и работай. А вот как оставил бы всё как есть, замучались бы устранять!

      Проверил ещё раз герметичность шлангов, пошёл на доклад к Остину. Тот молча выслушал, записал об утечке в журнал, потом уставился на Миджера немигающим своим взглядом.

      – Скорч?

      – Н-нет…

      – Не ври. Я вижу.

      Язык матерей у него выходил грубым, рубленые фразы царапали нёбо, мешая нормально с ним разговаривать, будто вся эта грамматика для него была совершенно несущественными – он говорил, его понимали, остальное было неважно.

      – Я… я случайно, мне одноклассники…

      – Знаю. Когда уже ты закончишь эти игры. Я знаю тебя вот с такого возраста, и всегда ты лез туда, куда не надо.

      – А куда надо?

      – Ты же знаешь, у нас один путь на свободу – туда, в небо.

      – С такой свободой недолго живут…

      Остин скривился, будто кислятину проглотил.

      – Ты слабак, пацан, ты абсолютный слабак, что я с тобой вожусь…

      Миджер скатился по лестнице вниз, к своим, испытывая непонятные угрызения совести. Этот солдафон и сам не знал, зачем это всё, ничего толкового сказать не мог – а всё туда же, обвинять, патетику разводить. А ещё Миджера снова захлестнул этот неизживаемый страх.

      Он поселился в нём невесть когда, в раннем должно быть детстве, но избавиться от него с тех пор не удавалось. Разве – ослабить, заглушить… скорч в тот раз помог, но надолго его не хватило.

      Миджер тряхнул головой,