Время жизни. Роман Корнеев

что я здесь, дома, а не там».

      Миджер вернулся как раз вовремя – мама выкладывала на стол горячую выпечку, на огоньке булькал кофейник. Впившись зубами в хрустящую корочку, он сделал маленький глоток пахучего напитка. Металлический привкус почти исчез, заворчало в животе, кровь бросилась к лицу. Хорошо. Теперь – хорошо.

      – Мам, я забыл спросить, что празднуем?

      – Как, ты забыл? Сегодня День Возвращения.

      Миджер хмыкнул. А он-то думал… совсем из ума выжил, за Всеобщим календарём бывало сложно уследить. Для матери День Возвращения был ещё и не просто памятью об окончании Века Вне, в этот день, три террианских года назад, вернулся дядя Остин. И не вернулся отец. Зачем ей нужно – вот так, каждый раз, напоминать самой себе. Он не знал.

      – Почему дядю не пригласила?

      – Он не захотел. Точнее, сказался занятым, но ты же знаешь, он не любит… почти как ты.

      – Я? Ну да, я. Только у него куда больше поводов для этого празднования, пусть уж лучше со своими товарищами. Что ему тут молчать с нами…

      – А ведь когда-то это был действительно праздник, – в глазах матери Миджер увидел едва различимую, но горькую, горькую слезу. – Пять веков человечество оплакивает Старую Терру, четыре века оно радуется обретению новых миров. А толку? Прошло время, и это уже не величайший праздник для живущих, это день траура. Вот так…

      Миджер встал, осторожно подошёл к задумавшейся матери, поцеловал её в висок. Потом, не удержавшись, всё-таки схватил со стола ещё два пирожка с яблочным джемом. Недопитую кружку с кофе оставил – и холодным сойдёт, пусть мама посидит одна, ей это нужно сейчас.

      Крыльцо плыло над миром – окутанное ароматами горячей сдобы, окружённое тьмой, чуть подсвеченное пространство. Звёзды снова холодно мерцали в вышине, но не было ветерка, который бы шевелил листву деревьев, не было и звука, чтобы рассеять плотную густоту ночи, придать окружающему толику реальности, отзвука бытия.

      Как же мал, как же тесен и страшно незащищён этот мирок, который Миджер привык считать своим домом, своей родиной. Окружённый чужими силами, он похож на…

      Вспышка разорвала звёздную ночь пополам.

      В небе разгорелось кровавое зарево, один, два, три белых клубка пламени перечеркнули Вселенную наискось слева направо, пронеслись куда-то за горизонт, прячась от людского глаза. Три светлых, тлеющих в тишине полосы остались тремя расползающимися шрамами.

      Грохот эха настиг Миджера гораздо позже. Он сливался с воем сирен в единое целое, в клубящуюся какофонию всего мерзкого, что мог вобрать в себя воздух, всесокрушающей мощью обрушиваясь в уши даже сквозь сжавшие их ладони.

      Миджер успел заметить тонкие чёрточки, отщепившиеся на малых скоростях от общего ствола белёсого следа прогорающих в атмосфере обломков. Едва различимые глазом искры слаженно сгруппировались чуть не над самой их промзоной и только потом пошли одна за другой на север, к предгорьям.

      Грохот затих, но сирена не унималась,