Ребенок Бриджит Джонс. Дневники. Хелен Филдинг

Звонил Том.

      – Дорогая, ты на презентацию Арчера Биро идти думаешь? Когда появишься?

      Мысль лихорадочно заработала.

      – Бриджит! БРИДЖИТ!

      – Нет, – произнесла я зловещим тоном. – Никаких Арчеров. Никаких Биро.

      – Дорогая, ради всего святого! Неужели ты после Марка Дарси до сих пор не очухалась? Ты ведь у нас богиня любви; ты же энергию излучаешь, как Солнце. А он кто? Снобское снобище, серийный двоеженец и отрыжка публичной школы. Ждем тебя в полвосьмого в «Скайбаре». Тебе надо оторваться по полной, детка.

      20.00. Бальный зал в «Бэнксайде», Южный Лондон.

      Во время забега вверх по лестнице – потому что мы катастрофически опаздывали – Шэззер еще переваривала стычку возле входа. У нее это выражалось в шипении «Ублюююдки!». Просто Тома не было в списке приглашенных, о чем нам сообщили юные секьюрити в черных костюмах. Шэззер пришлось объяснять им, что отсутствие Тома в списке объясняется дремучей ГОМОФОБИЕЙ устроителей презентации, каковую гомофобию, уж конечно, осудят все до единого СМИ, и так далее в том же духе. Юные охранники сдрейфили и пропустили нас всех, а Шэззер направила негодование в иное русло.

      – Нет, ну не урод? Сначала трахнул тебя после крестин, а потом СВАЛИЛ! Я давно говорю, что он просто распутный, эмоционально зажатый, пьяный…

      – С нездоровой зависимостью, – вставил Том (он у нас теперь – только не смейтесь – психотерапевт).

      – Самодовольный тупой ублюдок! – провозгласила Шэззер прямо в физиономии целой толпы представителей окололитературных лондонских кругов, вооруженных бокалами и пластиковыми пиалами с неподлежащим опознанию содержимым. На сцене уже выстроились в ряд авторши-номинантки. Национальности – на любой вкус, наряды – тоже. Присутствовали и хиджаб, и гватемальское платье расцветки «пожар в джунглях», и полноценная паранджа.

      – Попрошу внимания!

      Задние ряды литераторов дрогнули, раздались, и к сцене прошествовала госпожа президент в ослепительном, будто для церемонии вручения «Оскара», платье.

      – Леди и – не забыть бы – джентльмены! – проговорила она уже в микрофон. Выждала, не хихикнет ли кто. Продолжила: – Я рада приветствовать вас на вручении почти юбилейной, пятнадцатой с момента основания премии Арчера Биро за лучшую женскую прозу. Наша премия была учреждена главным образом для искоренения унизительного термина «чиклит»…

      – Все дело в моем возрасте, – прошептала я.

      – Но также наша премия была учреждена и для продвижения серьезной, вдохновляющей…

      Я почти прижалась к Шэззер и продолжила ей на ухо:

      – В общем, со мной больше никто и никогда не займется сексом. Никогда, понимаешь?

      – Мощной, как горный поток…

      – Не пори чушь, – сказала Шэззер.

      – Которому воистину подобна женская интуиция; пропитанной духом женского императива…

      – Да ты уже сегодня какого-нибудь красавчика подцепишь, – сказала Шэззер.

      – Леди, нельзя ли потише! – прошипел Чон Чхан, под шумок опустошавший бокалы.

      – Извиняюсь, –