Цветы на нашем пепле. Юлий Буркин

ее сторону.

      С минуту они молчали. Самец не выдержал первым:

      – Жена не должна перечить мужу, – заявил он.

      – Это у вас. А у нас муж не должен перечить жене.

      – Нас соединил закон НАШЕГО племени, – напомнил он.

      – Твое племя нас выгнало, и мы летим в мое, – парировала Ливьен.

      – Рамбай не станет рабом самки! Запомни это! – в сердцах он ударил кулаком по лиане, и Ливьен чуть не свалилась с нее. Это ее окончательно взбесило. Вот и началась счастливая семейная жизнь.

      – Никчемный дикарь! – заорала она. – Ты – маака, понимаешь, маака! Ты летишь ДОМОЙ и боишься признать это! Морочишь мне голову, рыскаешь туда и обратно! Но если ты не приведешь меня в лагерь, я улечу одна. Понял?! Трус проклятый.

      Он, наконец, обернулся к ней. Его лицо, казалось, окаменело:

      – Я ничего не боюсь. Но я не умею искать при свете. Днем я плохо вижу и почти не чувствую запахов.

      И отвернулся снова.

      Лишь теперь Ливьен вспомнила, что урании – бабочки ночные. Хотя Рамбай и маака, но он всю жизнь прожил в режиме ураний, и, по-видимому, его органы чувств адаптировались…

      – Что ж ты не сказал сразу? – смягчилась она. – Давай, найдем место, где мы сможем переждать день, а с заходом солнца двинемся дальше. Отдохни.

      Рамбай мрачно покосился на нее:

      – Ты мне разрешаешь?.. – в его голосе слышались язвительные нотки.

      «Ну, надо же, – изумилась Ливьен, – мы еще и чувство юмора имеем…»

      – О, мой повелитель, – отозвалась она смиренно, – разве я могу разрешать или не разрешать тебе? Я пекусь единственно о твоем благе, и мне кажется, тебе было бы полезно немного поспать.

      Рамбай озадаченно помолчал. Лицо его отчетливо отражало напряженную работу мысли.

      – Ладно, – прекратил он тщетные попытки разобраться в значении ее интонаций. – Я тут приметил одно подходящее дупло. – Он помедлил, испытующе глянул ей в лицо, и, не удержавшись, добавил: – Рамбай наблюдательный.

      – Самый наблюдательный, – поправила Ливьен.

      Он неопределенно подвигал бровями, но пикировку решил не продолжать и соскользнул с лианы. Только по нервной, дерганой манере полета можно было догадаться, как он зол. Ливьен с трудом поспевала за ним.

      Минут через десять они устраивались на отдых в маленьком, но вполне приемлемом дупле.

      Рамбай улегся молча и моментально уснул. Ливьен же снова не спалось. Вечно мучившие вопросы опять навалились на нее, и к ним прибавилось несколько новых.

      Например, почему племя ураний изгнало Рамбая, отпустив с ним и ее, в то время, как по логике межвидовой борьбы их следовало убить? Горожане маака обязательно поступили бы с парочкой попавших к ним дикарей именно так, предварительно, конечно же, проведя следствие, дознание, суд, красиво все обставив и убедив себя в том, что поступают единственно верным способом… Так кто же тогда большие дикари?

      Мысли о думателях Ливьен просто гнала от себя. Какие-либо выводы по этому вопросу она решила делать только после того, как закончит прерванный разговор с Лелией. Обязательно побеседовав затем и с Сейной.

      Главным же, что беспокоило ее,