В поисках праздника. Виталий Капустянский

сценой был танцевальной площадкой, вверх от площадки восходили ряды лавочек. Над последним, верхним рядом стоял белый домик с необходимой звуковой аппаратурой, выше располагался жилой одноэтажный корпус. Понимаясь выше по центральной дороге, вы обращали внимание на крутую лестницу, она вела под навес студенческой столовой, когда вы обедали, открытый зал приятно продувал южный ветер. Широкая асфальтированная площадь в центре лагеря разделяла столовую и студенческий туалет, прямо по центру за площадью, утопая в зелени, стояла беседка, в ней курили, назначали свидания и просто отдыхали. Добавим, что эти благословенные места, были воспеты не одним даровитым поэтом. Строки Александра Сергеевича Пушкина так и срываются с языка:

      Кто видел край, где роскошью природы

      Оживлены дубравы и луга,

      Где весело шумят и блещут воды

      И мирные ласкают берега.

      Или Волошин, какое самомненье:

      И Коктебеля каменная грива,

      Его полынь хмельна моей тоской,

      Мой стих поет в волнах его прилива,

      И на скале, замкнувшей зыбь залива,

      Судьбой и ветрами изваян профиль мой.

      А Друнина, какая откровенность:

      Я же дочерь твоя, Расея, —

      Голос крови не побороть.

      Но зачем странный край Одиссея

      Тоже в кровь мне вошел и в плоть?

      Воистину этот сказочный край никого не оставил равнодушным, но оставим поэтов, они на славу потрудились. Потому что пытливый читатель мог бы смело упрекнуть меня в том, что я разбавляю свое нудное повествование поэтическими жемчужинами, к которым я не имею ни какого отношения.

      И так наша оккупантская нога ступила на спортивную площадку, младший брат Сизифа интересуется, как мне понравился спортивный городок, а я слушаю его и подтягиваюсь на турнике. Орфей хмельной рукой поднимает двадцатичетырехкилограммовую гирю, Геракл, широко улыбаясь, хлопает ладонью спортивного коня.

      – Послушайте, очевидно, вы забыли, зачем мы здесь? Мы пришли сюда на о-зна-ко-мле-ни-ё, – отчеканил сердитый Женя.

      – Е, – возразил Володя.

      – Ё, ё, Володя, и, вообще, Андрей, брось гирю, когда с тобой говорит старший по званию, ознакомился, брось, чего к ней пристал, любите обижать маленьких, а теперь все, идем на площадку к этим, – сказал Женя и стал махать в стороны руками.

      Мы медленно поднимаемся по гладкой бетонной лестнице, ритмичная музыка разносится по пустым рядам, остроконечные кипарисы, словно занавес, расплываются в стороны, открывая нашим ненасытным глазам танцующих девушек в разноцветных купальниках. Они вскидывают колени, делают шаги, размахивают руками, словно ужаленные нашими захватническими взглядами. И группа аэробики превращается, превращается в наш первый гарем, принадлежащий только нам, как и все южные красоты, в которые мы вошли и душой и телом, как сказал поэт. Увидев бледнолицых аргонавтов,