Московские каникулы. Эмиль Брагинский

К самому дому склонились старые липы.

      Гриша остановил машину. Выбрались из нее.

      – Это один из древнейших районов Москвы, – начал Гриша. – Вон там, – он показал на голубоватый купол, – обсерватория. А это мой дом, а это сад…

      – Мне нравится! – неожиданно объявила Лучана. Ей на самом деле понравились тишина, и старые деревья, и старый дом, обшитый деревом.

      Гриша продолжал разглагольствовать:

      – В этом саду в одна тысяча восемьсот двенадцатом году разгуливал Наполеон, а под этим деревом… – Гриша задумался.

      – Что он делал под этим деревом? – с нарочитой серьезностью спросила Лучана.

      – Практически все!

      Тем временем пес, следуя, очевидно, примеру Наполеона, тоже стал заниматься делами – поднял ногу, само собой разумеется, на колесо Гришиного автомобиля.

      – Что ты за тип! – взмолился Гриша. – Дались тебе мои колеса, вон же дерево есть!

      – Три дерева! – поправила Лучана и вдруг вскрикнула: – Смотрите, курица!

      Пестрая курица важно разгуливала по двору.

      – Вы так взволнованы. Наверно, вы первый раз в жизни видите живую курицу! – пошутил Гриша.

      – Первый, вы угадали! – весело поддержала Лучана и улыбнулась.

      Улыбка у нее была, как говорили мужчины, убойная, и Гриша искренне воскликнул:

      – Пожалуйста, улыбайтесь! Вам так идет улыбаться. Сейчас вы похожи на прекрасную и красивую артистку Ирину Селезневу!

      – Никогда такую не видела!

      – Вы не смотрели фильм «Московские каникулы»? – ахнул Гриша.

      – Представьте себе, нет. У нас не показывают русские фильмы!

      – Мне вас жаль! – Гриша направился ко входу.

      Лучана последовала за ним, собака не отставала. Обретя хозяев, она вовсе не хотела их терять.

      – А у вас в Риме большая квартира? – Гриша нес чемодан. – Тяжелый этот чемоданчик.

      – В Риме у меня дом. Вам тяжело, вы хлиплый, отдайте мне, я сама донесу!

      – Как-нибудь справлюсь! Сколько этажей в вашем римском доме?

      – Два.

      – Какое совпадение. У меня тоже два. – Гриша попридержал парадную дверь. – Прошу!

      Правда, парадной эту дверь можно было назвать лишь при большом воображении. Ее давно уже перекосило и облупило. А свежая краска прикасалась к ней, должно быть, еще до Великой Октябрьской революции, которую сейчас называют не революцией, а переворотом.

      Поднимались по щербатым ступеням.

      – На этих ступеньках можно запросто ноги переломать! – сказала Лучана, она едва не свалилась, но Гриша успел ее подхватить.

      – Этой лестнице двести лет! – сказал Гриша. – На ней действительно ломали ноги лучшие люди России. Но ведь вы, иностранцы, обожаете старину!

      – Но только ту, – уточнила Лучана, – где ноги остаются целыми!

      – Я буду молиться за ваши ноги! – пообещал Гриша.

      На втором этаже Гриша ввел Лучану в квартиру. И, не давая ей времени разглядеть коридор, сразу же отворил дверь комнаты:

      – Вот ваши апартаменты, синьора! Все, как вы просили!

      – Эту