Стихи. Ю. С. Богомолов

поймешь,

      Что Бог ближе нам,

      Чем мы сами себе.

      «Одиноко горит среднерусская зимняя ночь…»

      Одиноко горит среднерусская зимняя ночь.

      Две сосны и береза на взгорье при свете луны.

      Постою. Полюбуюсь. И пойду себе медленно прочь…

      Лишь ручей вдалеке подчеркнет глубину тишины.

      «Удивительные дни приходятся на старость…»

      Удивительные дни приходятся на старость.

      Парк осенний красив, хоть и запоздало.

      Шаг не ходкий, да и разум не быстрый.

      Только небо над головой ослепительно чистое.

      Ослепительно ясные бывают дни осенние.

      Будто кто-то тусклым глазам твоим дал зрение.

      Чувствам дал остроту и пронзительность.

      И под вечер покой недолгому своему жителю.

      ………….

      Удивительным образом с детством смыкается

      Поздняя пора. И дОма хорошо. И со двора

      Нет желания уйти. Забывается

      Список обид. Будто ластиком стирается гора,

      На которую не подняться. А теперь – пора.

      Душа

      Ни с кем не говорю. Молчу.

      Со мной затворница тревога.

      Взаимодействия ищу

      Между душой своей и богом.

      Пока внутри меня горит

      Светильник слабый, невеликий,

      И снег идет, и стол стоит,

      И за окошком холод дикий.

      Вскипает в чайнике вода,

      Трещит растопленная печка.

      И жизнь, хотя не молода,

      Все ж выглядит по-человечьи.

      Но если дух оставит нас,

      И если пламя в нас погаснет,

      Вещей строительный каркас

      Исчезнет сразу. В одночасье.

      Замрет могучий океан,

      Устанет буйная природа

      И зверь забудет божий план,

      И остановятся народы.

      И неподвижная Земля

      В пустынном космосе качнется,

      Погаснут звездные поля…

      Пока душа не соберется.

      Лев Толстой 1910

      Шамордино. Сиротский ледяной октябрь.

      Как-будто связи меж людьми ослабли.

      Старик идет тяжелый, как корабль,

      Медлительный, угрюмый, ржавый.

      Осталась позади держава.

      Семья. И умягченье нравов.

      И, страшно выговорить, честь…

      Вот век прошел, в который не присесть.

      Природу перебарывает жесть

      И ускоренье удалось на славу.

      Лишь на секунду в год берет досада,

      Когда свистит Сапсан у П.Посада

      И граф идет в своем смешном наряде.

      А мы за ним. По-прежнему плетемся сзади.

      Токарь

      Очки на носу поправляет,

      Замасленный «штанген»[1] бере т.

      Улыбкой своей удивляет

      Серьезный курящий народ.

      Он лыс и сутул, и тщедушен.

      Он весь поместился в зазор

      Меж теми, кто равнодушен

      И теми, кто что-нибудь спёр.

      В обед в шахматишки играет,

      Поддержит и общий «базар»,

      А

1

«Штанген» – уменьш. от штангенциркуль.