Последний Бес. Жизнь и творчество Исаака Башевиса-Зингера. Петр Люкимсон

своем родители. – В самом факте того, что он избрал наш народ, избрал нас…

      – Да в чем проявляется эта избранность? В том, что евреи страдают больше, чем другие народы? И если твой Бог действительно так бесконечно добр, как ты утверждаешь, то почему в мире так много зла и несправедливости? Или твой Бог несет в себе зло?! – не давал матери докончить фразу Исраэль-Иешуа.

      В какой-то момент этого спора у Пинхаса-Менделя сдавали нервы.

      – Замолчи, еретик! – говорил он. – Я не желаю больше этого слышать! Пожалей свою бессмертную душу!

      – Да нет никакой души, отец! – отвечал Исраэль-Иешуа. – Все наши мысли и чувства – это исключительно функция нашего мозга.

      Иче-Герц обычно не встревал в эти споры, но внимательно к ним прислушивался.

      Его симпатии были в них на стороне брата – ведь то, что тот говорил, в целом совпадало с тем, что написано в газетах. И про себя маленький Ицхок-Герц решил, что он будет таким же еретиком, как и Исраэль-Иешуа – тоже перестанет молиться, будет одеваться так же, как неевреи, и даже – хотя это и очень страшно! – зажигать огонь и ездить на извозчике в субботу.

      Однако для того, чтобы принять на веру все слова брата и окончательно перейти на его сторону, Иче-Герц обладал слишком острым и критическим умом. К тому же уроки Талмуда, которым он занимался под руководством отца, приучили его к тому, что любой вопрос следует рассматривать с самых разных точек зрения, ища контрдоводы на любое, даже кажущееся предельно логичным и бесспорным утверждение. И, руководствуясь таким подходом, мальчик обнаруживал в утверждениях брата немало слабых сторон.

      Теория сотворения мира из ничего, само собой, без вмешательства Бога, да и теория эволюции Дарвина при ближайшем рассмотрении оказывались столь же малоубедительными и бездоказательными, как и рассказ Торы о происхождении мира. Вслед за братом он мог задать авторам этих теорий все тот же сакраментальный вопрос – «А ты что, там в это время был?!»

      О том, правда ли, что у человека нет никакой души, а мысли и чувства – это лишь следствие работы мозга, мальчик размышлял, поедая жареные мозги, – это блюдо часто готовилось в доме Зингеров из-за его дешевизны. Выходило, что точно так же можно приготовить на сковороде и его собственные мозги, но значит ли это, что он сам со всеми его знаниями и вопросами перестанет после этого существовать? И если никакой души нет, то что же тогда произошло с той девушкой в Билгорае? И кто отвечал в доме на вопросы медиумши – ведь русские солдаты никого не нашли…

      Но вот в словах Исраэля-Иешуа о том, что многие герои Писания отнюдь не так святы и праведны, как принято думать, и что Бог, если Он есть, и в самом деле отнюдь не так всемогущ, вездесущ и благ, как это утверждает отец, Иче-Герц находил немалую долю правды. Вопрос о том, почему в мире так много зла и несправедливости и что нужно сделать, чтобы его исправить, по собственным уже поздним признаниям Зингера, буквально сжигал его в этом возрасте, и он размышлял над ним непрестанно.

      В поисках ответа будущий писатель снова