Самовар над бездной. Святослав Иванов

союзников. Знакомо?

      – А потом?

      – Ну а что потом? Всё скучно и цивилизованно. Парламентская республика. Буржуазные ценности. Большой бизнес. Во второй половине века сильно разбогатели, так что даже в таких условиях чуть не начали свою Холодную войну. Вроде пронесло. Живут тут вроде прилично.

      – Трудно поверить, честно говоря, – сказал Иван. – Господи, да тут хоть какие-нибудь проблемы есть? По сравнению с «нашим» вариантом это просто курорт какой-то, а не двадцатый век.

      – Гегемония консерваторов у власти длится уже слишком долго. Либералы и социалисты почти что загнаны в подполье, причём весьма корректными методами. Ну и будучи одними из лидеров, мы огребаем за всех. Полмира живут на одолженные у нас деньги. И если случается какая-нибудь херня, русские, конечно, виноваты.

      Иван ещё покурил – мир приобрёл совсем уж радостные очертания.

      В мыслях он парил на канатной дороге (но без каната), над чистой и светлой, Свободной Россией.

      – Ну и терроризм, конечно, да. Все сходят по нему с ума, не доверяют друг другу. Но это пустяки.

      Иван прислушался: по радио играла знакомая песня. Однако он заметил в ней незнакомые слова:

      Пьяным был и тверёзым

      Дубом был и был берёзой,

      Вежливым и непристойным

      Заключённым и конвойным

      Спать ложился как обычно,

      Только утром выпивал прилично.

      Это получается, тут у всех песен другие слова! А каких-то песен и вовсе нет. И все книги, фильмы – насколько иными они могли здесь выйти! Каких-то нескольких дней ну уж никак не хватит на то, чтобы всё это изучить… Его мысли понеслись по бесконечной спирали, подбирая всевозможные варианты того, как здесь всё могло сложиться. Голова шла кругом.

      Из «Блюза Диканьки», они поднялись на смотровую площадку бывшей «Ленинградской» (Каланчёвский бизнес-центр, в просторечье Каланча).

      Оказалось, что самые высокие небоскрёбы загадочным образом оказались ровно на тех местах, в которых Иван привык видеть сталинские высотки. Некоторые из небоскрёбов – на Воробьёвых, на Котельнической – ещё и повторяли их зиккуратические очертания.

      На вопрос, почему так вышло, Вольф пожал плечами и сказал что-то о свойствах грунтов.

      История застройки города повторяла известную Ивану: конструктивизм, размашистый языческий классицизм, дешевые и удобные дома, неомодернизм и, наконец, просто стеклобетон.

      – Вань, пора спускаться, – вырвал его из размышлений Вольф. – Времени особенно нет, поезд через полчаса?

      – Какой поезд?

      – В Петроград.

      Иван смутился, вспомнив, что днём они всё это уже обговорили. Нужная для перемещения назад чага должна открыться в Питере.

      ***

      Ленинградский – то есть, Николаевский – вокзал совсем не изменился. Вместо бюста Ленина, впрочем, в зале ожидания возвышался памятник Савинкову –