Плавучий мост. Журнал поэзии. №1/2016. Коллектив авторов

по риске размечала,

      меж пальцами текла, как волглая струна!

      Мне нужен этот ор грачиного развала,

      семи её небес проём и разворот.

      И чтобы к ней меня Татьяна ревновала,

      рвала в клочки билет, кривила плачем рот.

      Ушёл мой стыдный век и отзвонили звоны.

      Я сам себя забыл на торжищах земли,

      где печень злым вином врачуют выпивоны,

      с большого бодуна прожорливее тли.

      «Не надо показывать старых актрис…»

      Не надо показывать старых актрис,

      вчерашних владычиц большого экрана:

      их горьких морщин, их заглаженный плис

      и чашку с щербиной на спинке дивана.

      Не надо, завесим для них зеркала –

      пускай себя помнят по давним прогонам,

      по судьбам-дубляжам, что жизнь раздала

      в пандан к госконцертовским жёстким вагонам.

      Уж лучше, как Гарбо, стоять в стороне

      от века сутяг и торговых баталий.

      Там новые крали на каждой стене –

      на прежних уже и глядеть перестали.

      Мне больно за них, за стареющих див,

      за их неустрой и за постную манку.

      Как будто, бессмертием их поманив,

      им жизнь подложила подлянку.

      «Полуслепые зимние погоды…»

      Полуслепые зимние погоды.

      Душа вполглаза смотрит из окна.

      Остановились пасмурные воды.

      Затихла многодумная страна.

      Нам есть о чём подумать в эту пору,

      Но я пойду и лягу, и усну.

      И снова буду счастлив без разбора

      за всю мою просторную страну.

      За тех, кто есть и тех, кого не стало,

      кого душа считает за своих.

      (Она из очень лёгкого металла

      и завершает свой структурный сдвиг).

      А головокружительное счастье

      ей раздувает юбку пузырём,

      решая все проблемы в одночасье…

      И мы ещё покуда не помрём.

      «Проходит онемение удара…»

      Проходит онемение удара.

      Жизнь понимает, что она жива.

      Как хорошо, что мы друг другу пара,

      хотя бы по вопросам существа!

      И если, беззащитней женской шеи,

      придут слова, к общению просясь,

      я, как связист, укрывшийся в траншее,

      установлю на месте с ними связь.

      Всё на потом: расчёты и разборки,

      деленье на своих и на иных…

      Сперва прочесть от корки и до корки,

      ища метафор – тёлок племенных,

      проверить слог по линии разлома

      на крепь, на вязкость, на едрёну мать!

      И только после, на досуге, дома,

      уже на вкус и цвет воспринимать.

      «На бумажке свой год запишу…»

      На бумажке свой год запишу,

      поднимусь, положу на божницу…

      Я умеренно пью и грешу.

      А столетье мне попросту снится.

      Тихо сходят снега с высоты

      и болтаются звёзды на нитке.

      У столетий привычки просты:

      аты-баты, пиф-паф и напитки.

      Вот за это я их и люблю:

      я и сам из незамысловатых –

      на