Форпост. Андрей Молчанов

обскажу, где что лежит…

      – Да не нужны мне никакие обсказки! – с волнением произнесла она. – Чужое добро всегда напастью обернется, как только Сенька того понять не желает, дурень окаянный! И тобою воспользовался, глазом не моргнув! Как кличут-то тебя?..

      – Кирьян…

      – Ну а я Даша… Чаю-то выпьешь?

      – Не откажусь…

      – А насчет наживы его – так поступим, – сказала она. – Пусть с ней и с совестью своей сам разбирается, и так покрываем его, будто подельники. И на просьбы его более не ведись, будто баран на закланье. – Голос ее звучал твердо, упрямо, но словно благодатью веяло на Кирьяна от ее сопереживания в обращении к нему, как к не постороннему ей, а теперь и поверенному.

      – Вот что, – осмелился он повернуться к ней в дверях при прощании. – Завтра это… Кино у нас рядом с ремесленным… Может, того…

      – Не до кино мне, – отмахнулась она. – Сегодня и завтра зубрежка – на медсестру учусь… А в ночь – смена: санитаркой я в больнице…

      – А… когда? – глупо вырвалось у него.

      Она рассмеялась: лукаво, в крепко стиснутый кулачок. Затем тряхнула снисходительно головой:

      – В следующую субботу заходи. А там – поглядим…

      Ополоумевший от счастья, не помня себя, Кирьян брел к остановке автобуса, только и вспоминая каждый ее жест, голос, улыбку, глаза…

      О чувстве, овладевшем им всеохватно и окрыляюще, он, конечно же, читал и слышал, но какими словами можно было описать то тепло и блаженство, захлестнувшие его душу, певшую натянутой радостной струной? И зимнее солнечное небо словно радовалось за него, разбрасывая под спешащими ногами россыпи смеющихся озорных бликов.

      За две остановки до училища он вышел, остановился на тротуаре, приводя в порядок взъерошенные мысли, а затем решительно пошел к пивной, располагавшейся в полуподвале на углу. И, затворив за собой ее дверь, оказался в ином мире, на иной планете – с кислой дымной атмосферой, запахами вяленой подтухшей рыбешки, гнилого похмельного пота, тонкими резкими пластами свежих водочных паров, в умиротворенном неясном гомоне мужских голосов, смешков, звяканья граненых кружек и шипящего кипения пивной пены.

      Нужного человека он усмотрел сразу: субъект лет тридцати пяти, сидевший в углу в компании двух понурых детин с землистыми физиономиями. Шелковая рубаха с распахнутым воротом, золотая «фикса» на резце, челочка, два татуированных перстня на хватких пальцах, едкий и снисходительный взор из-под набрякших век…

      Кирьян молча подмигнул ему, и тот, понятливо кивнув, встал, неторопливо подошел, проронил, приблизившись:

      – Проблемы, студент?

      Полушепотом вкратце Кирьян поведал ему об Арсении. Речь закончил так:

      – В долг с такой просьбой залезать не хочу, но коли есть возможность подсобить…

      – Вопрос один: а чего ты за него мазу держишь? – проронил урка угрюмо.

      – Все же товарищ…

      – О, как? – Тот вскинул на него удивленные глаза. – Эт хорошо,