Форпост. Андрей Молчанов

вам не будет, скажите только, деньги где…

      – Никаких таких дел, – ронял слова Кирьян, глядя в сторону, – мы и Федю с Арсением вашим не водили. И к чужому касаться не привычны. А что с нами он тут прописан, то не нашим желанием, комендант расселением заведует.

      Мильтон нехотя убрал руку с его плеча.

      – Ну, не хочешь по-хорошему, значит, с нами поедешь…

      – Ваша воля… – вздохнул Кирьян.

      – Да ты прям как попик! – осклабился милиционер. – Небось и в Бога веришь, и в церковь ходишь? И этот вон… – кивнул на Федора, – крестами себя осеняет, как заведенный… Гнездо тут, что ли, у вас сектантское?

      – Мы не сектанты, а православные, – сказал Кирьян.

      – Вот те на! – искренне изумился страж порядка. – И это я слышу в советском учебном заведении! Да тут с вами другим товарищам следует поработать… И крепко поработать! Возьмем на заметочку, значит… А Арсений, кстати… – Взглянул на Кирьяна с пытливым прищуром. – Он-то чего? Тоже в церкви поклоны бьет, грехи отмаливает?

      – Время ему не пришло, – сказал Кирьян. – А придет – станет.

      – Ну… ладно, – после раздумчивой паузы произнес милицейский чин. – Интересный ты парень… Но коли прознаю, что… – Договорить он не успел: на пороге внезапно вырос Арсений.

      Веселый, нетрезво покачивающийся, оглядел помещение бесшабашным и плутоватым взором, затем развел руки картинно, поклонился в пояс обомлевшему милицейскому собранию и, отодвинув плечом бородатого дворника-понятого, приветливо изумился:

      – Вот, так и гости у нас под утро! Здравия вам желаю, граждане начальнички! Что случилось, что кто натворил? Неужели Федя с Кирюшей? Ай-яй-яй! Ну, сознавайтесь, пацаны, чего учудили? Мне прямо-таки любопытно, честное пионерское слово! А кроватка моя чего перевернута? Неужто и я под чужой разбор пристроился?

      Общий яростный рык милицейской своры был ему ответом. А в следующую минуту был Арсений ловко и жестко сбит с ног, уткнут лицом в пол, обыскан и закован в железо наручников. А после вздернут за шиворот натруженной умелой рукой и вынесен в коридор в топоте сапогов и в шерстяном шорохе шинельного сукна, и только с лестницы донесся его глумливый, через боль, голос:

      – За что, паскуды?! Я со свиданки вернулся, я спать обязан! И ничего я не пьяный, я в жопу трезвый! В чем виновен, скажите? Где прокурор, б…?!

      Серегин. ХХ век, Девяностые годы

      Завершив эпопею с видеопиратами и с их криминальными опекунами, Серегин очутился в полосе бездеятельности и уныния. Он чувствовал себя абсолютно лишним на развалинах старой страны, где, как на разоренном муравейнике, копошились миллионы людей, пытаясь выжить по новым принципам провозглашенного капитализма, суть которого представлялась достаточно смутно. С другой стороны, существовали страны, где капитализм отстроили давно, на совесть, а потому многие тысячи бывших советских граждан, уставшие от бесконечного рытья всяческих котлованов, решили поменять муки очередного грандиозного зачинания на умеренные трудности эмиграции, ринувшись вон из разваленного