Афонские рассказы. Станислав Сенькин

Григорий стал подниматься по древним каменным ступенькам.

      Без труда найдя эту келью, Григорий постоял немного, собираясь с духом, и постучал в дверь с непременной молитвой: «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас!» Никто к двери не подходил, и Григорий повторил свою попытку:

      – Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас. – Он, наконец, услышал шаркающие шаги.

      – Кого там лукавый опять принес?! Чего надо?!

      Григорий подумал, что таким образом старец скрывает свои добродетели от мира, от таких праздношатающихся верхоглядов, как Николай. Конечно, мир отвечает ему завистью, ненавистью и презрением.

      – Я из Ксенофонта, монах Григорий. Приехал по поручению отца Евфимия.

      – Евфимия? Что этому старику от меня надо? – Отец Богдан слегка переждал изумленное молчание, словно молния, разорвав стереотип собеседника новым выпадом: – Чего ты теперь заткнулся?! Я тебя спрашиваю, сынок, что этому старику от меня надо?!

      Григорий понял, что так отец Богдан его проверяет на смирение, и решил терпеть все до конца.

      – Он хотел бы приобрести у вас несколько четок, отче!

      В ответ наступила короткая пауза. «Перед бурей», – подумал Григорий.

      – Четок? Ну ладно, сейчас, подожди. – Старец, то и дело разражаясь проклятьями в адрес замка, открыл скрипучие двери. – Заходи быстрей, у меня мало времени.

      Григорий посмотрел в лицо отца Богдана: оно было красным, с маленькими злыми глазками, большая нечесаная седая борода окаймляла подбородок, грязные грубые кисти рук теребили сальный подрясник.

      – Чего уставился, олух?! – Старец резким взмахом связки ключей указал на стол с низенькой скамейкой. – Сядь туда! Лукума у меня нет, если хочешь жрать, вынесу тебе пряники. Ты хочешь жрать?

      – Нет-нет, отче, я не голоден.

      – Отлично! Воду можешь набрать вон в том кранике, стакан рядом, сиди тихо, молись, а я пока вынесу товар. – Старец зашел в келью и долго шумел, недовольно ругая дьявола, отца Евфимия и его самого весьма сочными выражениями, которые Григорий слышал в Афинах от уличной шпаны уже так давно, что и позабыл, как они звучат. Через десять минут старец, ежесекундно чертыхаясь, вышел, держа в руках связку четок разных цветов и длины. Он бросил эту горсть на стол и грубо спросил:

      – Сколько хотел заказать старик Евфимий?

      – Четверо четок.

      – Так мало? Стоило ли посылать тебя из-за ерунды в такую даль? Мой тебе совет, малец, держись подальше от этих духовников – от них одна беда. Когда я был молодым послушником, гораздо моложе, чем ты теперь, то есть четырнадцати лет от роду, один известный святогорский духовник прилюдно возмутился, что такие молодые безусые юноши, как я, спокойно разгуливают по горе, соблазняя монахов. Не выдержав оскорбления, я вцепился ему в бороду и вырвал густой клок волос. – Старец при воспоминании об этом инциденте воспламенился гневом; казалось, что краснота его лица перейдет сейчас на бороду и она загорится. – За это меня